— Ничего, — отвечал Поликарп, — приду тогда, поправлю.
— Да, ты прав, добрая была женщина, работящая…
Поликарп пошел между могил и остановился у совсем еще свежей. Он нагнулся, взял ком глины, растер ее в ладони, посмотрел, потом отбросил, широко размахнулся и воткнул крест в землю. Придавил, утоптал землю вокруг и тихо постоял рядом. А потом он повернулся и, ни разу не оглянувшись, отправился домой.
Вечера в одиночестве долгие.
Поликарп выкурил уже три сигареты одну за другой, а прошло всего полчаса. Хоть бы Якуб пришел, подумал он, и ему стало еще грустнее. Он вспомнил, как легко вошел белый крест в черную землю. Так же легко, подумал Поликарп, входит в землю и человек. Земля всасывает, втягивает в себя, заглатывает. Мерзка ненасытность земли. Еще грустнее Поликарпу от этих мыслей, но слез у него нет. Естественность всего этого процесса успокаивает его.
Тут кто-то постучал в окно. Поликарп вышел на порог.
— Кто это? — спрашивает он во тьме.
— Привидение, — говорит кто-то измененным голосом.
— Уходи, — говорит Поликарп громко.
Раздается смех, и из темноты показывается Якуб.
— Испугал я тебя? — спрашивает он.
— Нисколько!
— Ну, пойдем, запри и пойдем.
— Куда? — удивляется Поликарп.
— Да выпить, станет легче, — отвечает Якуб. — Скорей все позабудешь.
— Я вовсе и не хочу забывать, — говорит Поликарп, — однако идем.
Он закрывает дом, и они идут рядом. Корчма полна, дым заползает даже в пустые стаканы. От прилавка несет перекисшим вином, но они облокачиваются на него. Громкий говор заглушает мысли, и это, наверное, хорошо.
— Налейте нам, — говорит Поликарп, — по сто граммов.
Корчмарка наливает, пододвигает к ним рюмки и наклоняется к Поликарпу.
— Остался ты один, парень, — говорит она ему, — жена тебе требуется.
— Эх, да что там! — махнул рукой Поликарп, он чокнулся с Якубом и выпил залпом. — Правда ваша, — отвечает он корчмарке, — я одинок. Всех я похоронил, а меня некому будет… Еще по полной, — заказывает он, — и себе налейте!
— Совсем ты денег, парень, не бережешь, — машет на него хозяйка, но наливает три стаканчика. Пьют. Поликарп платит.
— Идем, Якуб, не то я тут взвою еще. — Поликарп хлопнул Якуба по плечу и вышел с ним в темноту.
Якуб его не удерживал.
В деревне брешут собаки. Со всех сторон слышен их лай. В скалах ухают совы, черные кошки вышли на дорогу, стали кататься, показывая брюшко, завлекая. Ведьмы летают на метлах, а колдуны снова закрыли месяц и готовы наколдовать всякого каждому, кто только попадется. Ну и ночка, черт возьми ее совсем! Но наперекор всем злым силам и дурным предчувствиям Поликарп выбрался на улицу и стал подниматься на Верхний конец. В домах светится лишь кое-где, да и то окна закрыты изнутри занавесками, так что, если даже захочешь, не узнаешь, что в доме творится. В немногих окнах голубоватый свет выдает владельца телевизора. Поликарп не торопится, время у него есть, а когда он нащупывает нож в кармане, он усмехается. Останавливается он на самом краю деревни у темного строения. А может быть, это только со стороны дороги, думает он и открывает с осторожностью калитку, чтобы не заскрипела. Он обходит дом, останавливается у небольшого оконца. Тьма кромешная. Его страх морозом пробирает, но он все же отваживается и стучит. Отступает на два шага и ждет. Тихо. Ничего и никого. Даже собаки перестали лаять. Он решается снова подойти к окну и снова постучать сильнее. Тут уж закачалась занавеска, звякнул запор.
— Кто там? — слышится из-за стекла женский голос.
— Я это, Ева! Карпо! Поликарп!
— Карпо? — В голосе удивление.
— Отвори! Пусти меня!
Окно закрывается, занавеска разглаживается. Ничего не понятно. То ли спать легла, то ли одевается. Поликарп дышит глубоко, вытягивается в темноте во весь рост. В окне зажигается свет, и он отскакивает назад. Свет затемненный, но это свет. Слышны шаги на веранде, звук ключа в замке и стук дверной ручки.
— Входи, — говорит Ева.
Поликарп несмело делает шаг. Он следует за женщиной в комнату. Оглядывается и, когда немного приходит в себя, замечает, что женщина внимательно на него смотрит.
— Садись, — приглашает она.
Она ему улыбается, но, увидев, как он серьезен, тоже становится серьезной и больше не предлагает ему сесть.
— Идем со мной, девушка, — выпаливает Поликарп, — идем ко мне, иначе я одичаю… Правда, одичаю, стану сырое мясо есть, пьянствовать, пить овечью кровь… Ну, правда, упырем сделаюсь, оборотнем!
Читать дальше