Майя Кучерская - Ты была совсем другой - одиннадцать городских историй

…Мы толкались в толпе, болтали, смотрели по сторонам – это был всего-то второй наш здесь день, первый семейный выезд на море, папа нырнул в лавку с фруктами, я отвлеклась на беседу с сестрой мальчика. Мальчик вроде был рядом. Точнее, пока я обсуждала с дочкой, правда ли, что в этом городке живут цыгане – об этом дочке поведала на пляже ее новая подружка, приехавшая с мамой из Рязани, я не сомневалась, что мальчик пошел за фруктами с папой. И еще немало мы прошли и проболтали, пока папа нас не нагнал, он нес под мышкой дыньку – на вечер.

Глядя друг на друга все трое выкрикнули: он не с тобой?

Только после этой истории наш мальчик узнает: когда ты потерялся, запомни, раз и навсегда запомни – не двигайся! Замри намертво, даже если польет дождь, даже если тебе захочется пить, писать – писай, пей, но не сходи с места. Как в рассказе Пантелеева «Честное слово», не знаешь, скоро узнаешь. Стой. Потому что мы обязательно вернемся, в эту самую точку, где потеряли тебя из виду, исследуем вдоль и поперек эту, будь она неладна, точку. Терпи и жди. Замри и не двигайся. Ждать. Но тогда мальчик этого не знал, и едва он понял, что пока поднимал в небо стаю разноцветных драконов, а они, отсвечивая медью, медленно плыли над морем, зорко вглядываясь в парусники и белые корабли, все куда-то делись, он сейчас же рванул вперед. Он решил, что отстал, и мчался, расталкивая людей, вглядываясь в лица – никого. И так же резко, как побежал, остановился, развернулся, побрел, тяжело дыша, назад… Он метался в той же толпе, мгновением позже или раньше, чем мы. Он всхлипывал, но не смел да и боялся спросить, а главное – что спросить: где мои мама и папа? Прошло еще немного времени; потеряв надежду, мальчик сел на лавку и заплакал уже по-настоящему. Тут-то мы с охранником его и нашли.

Была ли эта беготня по берегу, захлебывающиеся объяснения полицейскому – тыканье в фотокарточку мальчика, которая сентиментально вложена была в окошечко в кошельке, – смугл, темные глаза ласкового щеночка – и этот взлет по узеньким ступенькам в будку спасателей – а там никого, конец дня, только опустошенная бутылка пива на деревянном грубом столе блестит олифой в луче – было ли это тревогой?

Нет, это было погружением в смерть.

Но вот мы и живы. Папа дает сыну подзатыльник, небольно – не знает, как еще выразить охватившую его великую легкость.

Мальчик повторяет, я быстро пошел, побежал, моя мысль была – догнать вас, потом я вернулся, потом сел. Ты запомнил? Да. Повтори. Замереть и не двигаться. Повтори еще раз. О, сладкая родственная пытка. Можно и повторить, все на месте, у папы под мышкой так и торчит дыня. Не тревога. Потому что тревога не смерть, потому что нет в тревоге никакого творога небытия.

Настоящая, правильная тревога – блаженный толчок в сердце, настойчивый зов в дальний путь.

Правильная тревога – не больное – счастливое беспокойство, и, значит, поход. Потому что главная рифма к тревоге – дорога. Рюкзак невесомый (зубная щетка! запасная, как грится, пара белья, свитер! томик из «Библиотеки поэта», малая серия – неважно кто, пусть хоть Максимилиан Волошин) – вперед. Соскочив с электрички, сквозь лес, жадно жуя жвачку аромата надувшихся почек, свежести сбрызнутых ночным дождиком веток, купая глаза в небесной синеве, вперед, упрямо, потому что там, где обрывается лес, на какой-нибудь светлой опушке… Вторая рифма к «тревоге» – надежда. После долгой дороги, с усталостью до дрожи колен, острым голодом – хлеба краюшку захватить не хватило ума – обязательно поджидает встреча. Тебя встретят, крепко обнимут, накормят и будут слушать, качать головой, удивляться твоим приключениям, кивать, усмехаться, потому что именно здесь тебя и ждали целую твою предыдущую жизнь.

Только всё получится, конечно, совсем по-другому. После кружения по подмосковному лесу, шараханья от народа, шумно правящего пикник под русский шансон, после встречи со злой исхудавшей коровой, от которой придется поспешно укрыться в лесу и угодить в болотце, невсерьез, по щиколотку, выбрести потом на твердую почву, после странного разговора и нового побега от двух вдрызг пьяных подростков, страшно захочется домой. Снять хлюпающие кроссовки, поставить под батарею, принять горячую ванну, обернуться в заслуженный мягкий халат, выпить чайку.

Тревога, неужели ты обманула меня? Пообещав, подарила только вот эти блужданья по мокрым, едва оттаявшим тропкам и музыкальный ор, который настигал почему-то повсюду в тот день? Но оказалось: не обманула и встречу подарила в конце.