Майя Кучерская: Константин Павлович

Идею заняться великим князем Константином Павловичем Романовым (1779—1831), братом двух государей, который так и не стал российским императором, в свое время мне подсказал Александр Львович Осповат, тогда профессор UCLA (Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе), в аспирантуре которого я в тот момент училась. Пользуюсь случаем выразить Александру Львовичу самую искреннюю признательность. Новая тема позволила мне, филологу, выйти далеко за пределы истории литературы и погрузиться в совершенно новый, полный неожиданностей материал, испытать азарт и радость от чтения документов в архивах, выяснить множество малоизвестных фактов российской истории, увидеть впечатляющие картины придворных нравов, а главное, осознать, что «междисциплинарный подход» — не мантра, в обязательном порядке повторяемая при составлении заявки на грант, а единственно возможный способ описания исторической реальности.

Фигура Константина Павловича показалась мне настолько увлекательной, что, закончив диссертацию об окружавших цесаревича мифах, написанную в Лос-Анджелесе под руководством А.Л. Осповата, я вплотную занялась не виртуальной, а реальной биографией великого князя. Результат моих трудов перед вами.

Эта книга была закончена в 2005 году, тогда же вышло ее первое издание. Сегодня я написала бы ее совершенно иначе, но, поразмыслив, решила ограничиться правкой самых очевидных недочетов и неточностей — как стилистических, так и фактических, а учитывая последние публикации, еще и расширить круг источников. К тому же теперь у книги есть именной указатель.

Благодарю всех тех, кто помог мне советами и уточнениями во время работы над книгой: А.Н. Архангельского, К.Г. Боленко, Е.Н. Бурцеву, Рона Вроона, Г.В. Зыкову, Гейл Ленхофф, А.Л. Лифшица, Е.Э. Лямину, Л.И. Соболева, М.Д. Смирнову, Е.С. Холмогорову, О.В. Эдельман, а также, увы, уже покойных А.И. Журавлеву и Хенрика Бирнбаума. Отдельная благодарность — Отделу редких книг и рукописей Научной библиотеки МГУ им. Ломоносова за любезно предоставленные гравюры и Научному фонду Научно-исследовательского университета «Высшая школа экономики» за постоянную и весьма ощутимую поддержку.

Когда в ноябре 1825 года было объявлено о восшествии Константина Павловича на российский престол, директор московских императорских театров Федор Федорович Кокошкин повторял всем: «Слава Богу, мой милый! Он хоть и горяч, но сердце-то предоброе!» По отречении же Константина Кокошкин, напротив, «восклицал с восторгом»: «Благодари Бога, мой милый! — и прибавлял вполголоса: — Сердце-то у него доброе; да ведь кучер, мой милый, настоящий кучер!» {2} 2 Русский литературный анекдот конца XVIII — начала XIX в. М., 1990. С. 102.

Реплики Кокошкина довольно проницательно очерчивают душевный портрет того, чье имя вынесено на обложку этой книги. Сочетание любезности и грубости, сердечной доброты и привычек тирана, кичливости и смирения, жажды частной жизни и политических амбиций — словом, противоположности составляли суть натуры нашего героя, во многом определив прихотливую траекторию его пути, равно как и весьма драматичную развязку. Предвидеть ее в солнечные апрельские дни 1779 года, естественно, было невозможно.

В честь вожделенного рождения его императорского высочества Константина Павловича, второго сына великого князя Павла Петровича и великой княгини Марии Федоровны, внука императрицы Екатерины II, в царскосельском театре была дана опера аббата Метастазия «Димитрии» {3} 3 Димитрий. Опера господина абата Метастазия, представлена на придворном ея императорского величества Царскосельском театре, на случай вожделенного рождения его императорского высочества государя великого князя Константина Павловича. Переведена с итальянского. СПб., 1779. . Ее сюжет был свит из самых ходовых мотивов, освоенных театром еще с античных времен: сын сверженного с престола и погибшего сирийского царя Димитрия, названный в честь отца тем же именем, воспитан в лесах и безвестности. Внезапно Димитрий узнает о своем царском достоинстве и становится владыкой сирийского народа по праву рождения.