Александр Проханов - Крейсерова соната

Все устремили бинокли и подзорные трубы в ту часть неба, где влажно и драгоценно сверкала Кассиопея и где должна была возникнуть обреченная на испепеление станция "Мир". Все ждали ее сожжения, как на проводах Масленицы разгоряченные гуляки ждут сожжения соломенного чучела.

Среди разноцветного мерцания возникло едва различимое светло-туманное облачко. Так выглядит упавшая в черный кофе млечная капля. Облачко дышало, увеличивалось, становилось похожим на прозрачный одуванчик. Так светит в туманном мраке крохотный блуждающий фонарик в чьей-то несмелой руке. Одуванчик приближался, был окружен фиолетово-розовым, лучистым свечением, нес в глубине яркую сердцевину, внезапно, как от порыва ветра, облетел, рассыпая во Вселенной летучие семена, похожие на нежные бенгальские искры. Сердцевина беззвучно вспыхнула, и из нее образовался огромный радужный крест, чьи концы напоминали распущенные перья райской птицы. Крест парил, трепетал, источая волшебную радиацию, словно из неба на землю неслась безмолвная чудная весть. Одно из перекрестий уменьшилось, превращаясь в огненную жаркую линию, другое увеличилось, разметалось, стало походить на серебряные машущие крылья - огромная серебристая бабочка парила в Космосе, и на ее фантастических крыльях были различимы орнаменты, знаки, письмена, какие встречаются на фасадах буддийских храмов или на каменных пирамидах ацтеков. Крылья отпали и летели отдельно. Каждое превратилось в пышную люстру, которая переливалась бесчисленными хрустальными подвесками, драгоценно пылая среди осеннего неба. Подвески стали опадать, сыпались беззвучными дрожащими каплями, которые ударялись о невидимую преграду, взрывались разноцветными брызгами, превращаясь в купы небесных цветов. Небо стало огромной клумбой, где горели небывалые цветы, распускались радужные листья, крутились перламутровые стеблевидные спирали. Небо волновалось, словно шелковый занавес, расшитый золотом и серебром, в блесках, струях, переливах. Занавес сдернули, и начался звездопад. Бессчетное количество звезд, белых, медных, зеленоватых и розовых, полетело на Землю, оставляя гаснущие следы. Упали все, рассеяв в небе дрожащую серебристую пыльцу, какая остается на пальцах, когда в них побывала большая дивная бабочка.

Станция была сожжена… Кругом ликовали, обнимались, поздравляли друг друга… Торжественно заиграли гимн Соединенных Штатов Америки… Его сменила бодрая мелодия мюзикла "Норд-Ост", а также песни группы "Тату"… Вспыхнули фонари… Именитые гости подымались из кресел, чтобы идти к своим лимузинам и отправиться в Кремль на торжественный банкет в честь испепеления станции…

И только тут, сначала несколько гостей, а потом и все остальные, увидели олигарха Роткопфа, который лежал в кресле, судорожно вытянув ноги, раскрыв полный мокрых зубов рот, рассыпав по плечам медно-красные кудри. У него во лбу, прямо по центру, зияло небольшое шестигранное отверстие, как будто бы проделанное граненым карандашом, - аккуратно прободенная кожа, просверленная лобная кость, уходящая в глубину лунка, полная розовой влаги.

- Боже мой, бедный Роткопф, ты не успел отдать мне карточный долг! - воскликнул никелевый магнат, доставая калькулятор и списывая шестизначную сумму в невосполнимые расходы.

- Милый, милый Роткопф, и куда пойдет теперь твоя неповторимая коллекция "Волосы мира"?.. - сокрушался алюминиевый магнат, вытирая обильно текущие алюминиевые слезы.

- Я предупреждал, господа, не следовало торопиться с реформой электроэнергетики… - сердито буркнул нефтяной барон, делая нарочито неприятное лицо, чтобы скрыть истинное горе.

Мэр растерянно подбежал к Роткопфу, приподнял его голову, заглянул в отверстие на лбу, из которого вытекла маленькая алая капля, пробежала по переносице к губам и канула в открытом зеве, из которого высовывался влажный язык. Мэр, потрясенный и раздавленный, вернул на спинку кресла мертвую голову Роткопфа и молча отступил.

Плинтус даже не приближался.

Модельер, стоящий рядом, задумчиво извлек из нагрудного кармана своей уланской тужурки карандаш фирмы "Школьник", аккуратно вставил шестигранный стержень в шестигранное отверстие во лбу Роткопфа, попробовал провернуть, но грани мешали…

- Осколок станции сечением ноль целых шестьдесят четыре сотых квадратных миллиметра, господа! Проникающее ранение в мозг…

Он спрятал карандаш… Все с ужасом и благоговением смотрели на Модельера… Опечаленный, не замечая подобострастных лиц, склоненных вый, опущенных к земле шляп, он рассеянно сошел с трибуны…