Сергей Минутин - Никто мне ничего не обещал. Дневниковые записи последнего офицера Советского Союза

Странник: «А как ты находишь Шалопая?»

«Вера»: «Кого-то он мне напоминает. Будто бы совсем недавно я одного такого же к вам отправлял. Видать обратно вернули».

Странник: «Мне перед отправкой на Землю этот секрет открыли, лучшие остаются в космосе, возвращаются только несовершенные или незавершенные».

«Вера»: «Ты их только увидел, хотя и жил с ними в разных прежних воплощениях, но ты наши законы знаешь. Я с ними живу уже не одну тысячу лет. И от воплощения к воплощению они лучше не становятся».

Странник: «А может быть, ты просто привык».

«Вера»: «Может быть, только вот лучшие давно ушли и там творят, несовершенных или незавершенных осталось здесь на всей Земле не больше пары сотен, и они уже замучились летать туда – обратно, остальные же стали навозом, но так вознеслись здесь, что туда уже и не хотят. Правда, они и здесь не хотят, они вообще ничего хотят.

Твой Шалапай, к его счастью, пока ещё незавершённый. Не скажу, что много хлопот с ним. Стезю он себе избрал писательскую, но уж больно осторожен. Творит в рамках дозволенного, а это почти что никак.»

Странник: «Может он по-другому не может?»

«Вера»: «Может, но не хочет. Он легко находит все установленные мной ловушки и «бьёт» не в бровь, а в глаз. Совсем недавно осенил его магическими для России словами, дающими ключ к русской ментальности: жалованье, снизойти, понравиться, годить, послабление, донос, слуга, опричник – и стал ждать, что же он натворит».

Произнеся ключевые слова о российской жизнедеятельности, «Вера» загрустила и вслух произнесла: «Однако, откроем коньяк, а то, не ровен час, прокиснет».

Серж оживился: «Однако, вы жили в Забайкалье?»

«Вера»: «Однако, я везде жила».

Серж: «Однако, насмотревшись на все красоты мира и убожества отдельных его уголков, обосновались на Арбате?»

«Вера»: «Убожество создаётся людьми, в последнее время постоянно и непрерывно».

Серж: «А красоты?»

«Вера»: «А красоты создаются любовью. Однако, наливай».

Странник мысленно продолжал разговор с профессором: «Он сотворил что-нибудь?»

«Вера»: «Я его осенила, и по моему замыслу он должен был выдать что-нибудь нетленное, «вспомнив» себя, к примеру, в Салтыкове – Щедрине, и развить прежний замысел: «Не понимаешь-благоденствуешь, а понял – удавился». Благо, что власть «россиянская» опять омолаживается: «городи», что хочешь, прецедент уже создан. «Подмораживаем – отогреваем». Тем более, что через «младотурок» я уже отогрел СССР до «оттепели», через «младореформаторов» до ядерного реактора – социального Чернобыля. Условия понимаешь – только твори сам или вторь народу: «Воруй или проиграешь», «Голосуй инфарктом», «Народу меньше – власти легче», а он что написал: «Зачем Герасим утопил МУ-МУ, понятно это русскому уму, мы эти вещи сразу понимаем…».

Странник: «По-моему, неплохо, и по-моему, он даже глубже понял твой замысел и сразу «вышел» на код народа».

Шалопай, почуяв внимание к себе, забеспокоился: «Что это, мы все молчим и молчим, выпьем, что ли?»

Посредник: «Наливай. Водочку пьём, водочку льём, водочкой только живём. А выпить я предлагаю за модернизацию традиций, в России даже собаки изменились. Ко мне собачка прибилась, маленькая, лохматенькая, сплошная жалость. Одним словом – кобель. Я его откормил. И что, вся мировая литература пишет о собачей преданности, мой же «бродяга» тяпает меня за ноги и к месту, и просто так из своей собачей вредности, выгнать давно обратно на улицу надо. Но кто меня за ноги будет кусать? Я его Кузей назвал, в честь Кузьмича – антиалкоголика. Тот еще кобель, под вывеской сухого закона приучил народ к «дихлофосу» и «наркоте». И народ это дело так полюбил, что Кузьмича с пенсии заслуженной отозвал и сделал его народным избранником и законотворцом.

Словом, угадал Кузьмич настроение народа и продвинул его вперёд к наркоте.

И мой Кузя угадал настроение Герасима, и теперь его не утопить. Нидзя не собака. Ни семьи, ни родины, абсолютный космополит.

Шалопай, обращаясь ко всем: «Валера Герасима не просто так вспомнил, я у него денег прошу на книгу и периодически прозу свою ему читаю. Она ему хоть и не нравится, но в мозгу оседает. Надеюсь, что достигнет критической массы. Поэтому, за модернизацию традиций и мою ещё не написанную об этом книгу».

– Ну, за Герасима, Му – Му и модернизацию традиций, – подвёл итог Странник.

Странник, беззвучно Вере: «Видишь, он думает над твоим замыслом, творит».

Вера, так же беззвучно: «Он уже все сказал в припеве: «Но я не смогу утопить Му-Му. Пацифист, е… твою мать. Я им Петра Первого, Л. Толстого, Ф. Достоевского, Сталина и Горбачёва и этого деятеля, чтобы народы осознали пик своего низа и пик своего верха и выбрали либо длинную дорогу в Рай, либо короткую в Ад, а этот деятель: «Понятно это русскому уму, но я не смогу…»