Сергей Минутин - Никто мне ничего не обещал. Дневниковые записи последнего офицера Советского Союза

Мне интересно только то, что в них есть общего: задница, грудь, ножки, губки. Это с ними останется всегда, какой бы дурью они не занимались. Это основа их предсказуемости. Мне интересны только неменяющиеся элементы, образующие стадо. Я посредник, я диктатор. Для меня диктатура – рай, потому что я наверху. Демократия тоже рай, потому что в России демократию могут начать строить только «отморозки» от диктатуры, да и то по команде сверху, а там я».

Зазвонил телефон. Он поднял трубку, слегка побледнел. Сказал: «Есть» – и положил трубку. Они вышли в коридор.

– Куда – то «жучков» навтыкали, надо проверить. Он дрожал, но не от испуга. Пугать посредника бесполезно и опасно, его даже убить нельзя, на него все и всё замкнуто. Он дрожал от прочитанного, от злости. Оттого, что это были его мысли, но тайные, которые он хотел произнести, но которые некому было слушать. И вдруг он стал слушателем своих собственных мыслей. В голове пронеслись образы своей жизни, третья жена, дети, которым ничего, кроме удовольствия, не надо, многочисленные просители, пачки денег, сам, вечно непонятно куда и для чего бегущий. Всё, и за этим больше ничего нет. Ради этого он проживал свою жизнь, а по простому гробил её на то, чтобы стать самым большим «винтом» в этом стаде? Разве он никогда не задумывался над тем, что можно жить и по – другому? Когда он начал бояться отбиться от стада? Когда стадо подчинило его себе? Но теперь, сейчас он вдруг услышал то, над чем думал сам и на что не мог влиять никак. Это была не сила, с ней бы он сладил, это была другая жизнь, от которой он отказался.

Взяв Шалопая за локоть, он произнёс: «Пошли, выпьем чего-нибудь».

– Они спустились в «думский» буфет и взяли по 200 граммов коньяку.

– Я посредник, игрок. Я хочу жить нормально и при диктатуре, и при демократии, в аду, в раю.

– То, что ты посредник, с этим никто не спорит. Но быть посредником, в твоем понимании, не так уж и трудно. Для того, чтобы рулить стадом, живущим по давно известным, а главное, установленным другими законам, нужно только внимательно эти законы читать. Но ты не игрок. Ты уже давно проиграл и сдался. Ты посредник в чужой игре. А игрок создает свой мир сам. Он не повторим и индивидуален. Игрок ставит посредников на свою дорогу и пинает их в зад для ускорения. Коньяк согрел обоих, дрожь прошла.

– Ну-ка, поясни, кто меня может пнуть в зад, ты что ли?

– Мог бы и я, если бы сам знал, чего хочу. А так как я этого не знаю, то вместо того, чтобы так пнуть тебя в зад, чтобы ты летел, не отклоняясь от заданного мной курса, наоборот, укрепляю тебя в правильности твоих посреднических мыслей. Я не показатель, я еще не игрок одиночка, я больше «прослойка», из которой они выходят. Помнишь школьные уроки литературы и стихотворения, которые нас заставляли учить: «…одна просторная, дорога торная – страстей раба, по ней громадная к соблазну жадная идет толпа. Другая тесная, дорога честная – по ней идут, лишь души сильные, любви обильные на бой на труд…». Вспомнил? Жило-было стадо, которое бежало по просторной дороге к богатству, и вдруг, далеко не бедный, хоть и печальный гений Николай Алексеевич Некрасов начинает игру на поражение этого стада и ставит на просторной дороге шлагбаум. Стадо сворачивает на указанную им тропочку, по которой их поведут уже другие посредники. Все, что произошло после этого стихотворения, Энгельсы, Марксы, Ленины (раньше они были или позже Некрасова), лишь посредники на его дороге, пишущие и обосновывающие правила и законы для стада и указанных ему дорог и тропинок.

Почему именно стадо должно сворачивать с дороги на тропочку? А сворачивать оно должно только потому, что они, посредники, встали на «часах» возле шлагбаума, став самыми большими «винтами» в чьей-то игре. Но Некрасову это уже неинтересно, он сделал свою игру, он создал свой грустный, печальный мир. Он игрок, остальные винтики. Но самая для тебя тоска состоит в том, что «первые станут последними». Посредник, будучи самым большим «винтом», лишь регулировщик, он обеспечивает чужую игру, ему даже думать некогда. Игрок Некрасов, игрок Пушкин, игрок Чехов, игроки Достоевский и Толстой – о, это очень сильные игроки. Посредник, какого бы величия он не достиг, уязвим, он питается чужим миром, чужим умом. Игрок же строит мир собственный и дает посредникам пинка под зад, я повторюсь, для ускорения, чтобы вы быстрее прошли его путь, и он мог сотворить новый мир.

Странник, оставаясь невидимым, с интересом слушал беседу Шалопая и посредника, но атмосфера Государственной Думы не располагала к анализу беседы. У Странника от разных думских шумов болела голова, и он по-прежнему не знал, где надо искать ответ. Только в голове стучало: «Игрок, игрок…». Он подумал о том, что надо бы ночь провести в казино, увидеть игроков в их первом измерении…