Церенц - В муках рождения

Тогда игумен стал роптать и повысил голос, но тут из внутренних покоев вышел вожак таронцев.

– Что это, братец? – обратился к нему игумен. – «Дом мой я назвал домом молитв, а вы сделали из него разбойничье логово». Неужели слова Христовы должны были оправдаться в моем монастыре? Что это за неблагодарность? И это в награду за мое гостеприимство? Вы похищаете всеми уважаемого великого князя и здесь, в моем монастыре, устраиваете свое разбойничье гнездо, да еще мне, игумену, запрещаете войти в комнату, где держите князя? Кто же владетель монастыря, вы или я?

– Успокойся, святой отец, не волнуйся, наши таронцы не творят беззакония. И если мы запрещаем тебе сегодня войти к нему, то завтра или послезавтра ты увидишь его, будь спокоен. Мы, таронцы, не забываем добра и очень благодарны за твое гостеприимство. Но мы должны судить князя, и ты, святой отец, должен быть его первым судьей.

– Зачем же тогда вы запрещаете мне входить к нему?.

– Если тебе так этого хочется, пожалуйста, войди, – сказал вожак и дал знать стражу, чтобы впустили настоятеля.

Мушег Вагевуни, увидев его, стал жаловаться на беззаконие и упрекать монастырь в неблагодарности. Если бы не Мушег, он был бы давно разрушен до тла, а сейчас этот же самый монастырь стал изменническим гнездом.

Игумен кротко и вежливо отвечал, что оказывая гостеприимство несчастным горцам, он никогда не думал, что они будут способны на такую наглость.

В это время князь заметил отсутствие кольца на своем пальце и вскочил, как ужаленный.

– Вот! – воскликнул он. – Еще одно злодеяние этих разбойников! Они украли мое кольцо!

Вожак таронцев, до того сидевший в стороне, поднял голову, медленно подошел к князю и сказал низким голосом:

– Не беспокойся, Мушег, кольцо твое мы найдем и вернем тебе.

– Мало того, что надо мной, знатным князем, вы учинили насилие, ты еще унижаешь меня, осмеливаясь называть по имени, как простого крестьянина.

– Мы простые горцы и не умеем говорить, как горожане, с такими, как вы, великими людьми, – сказал с усмешкой таронец.

– Скоро я научу таких, как ты, говорить с князьями!

– Нельзя ли узнать, как ты собираешься нас учить?

Игумен тут вспомнил разговор у дверей этой комнаты и обратился к таронцу, имени которого он до сих пор не знал.

– Таронец, ты сейчас говорил мне, что вы собираетесь судить князя. Что это за суд?

– Пока свидетели не съедутся, суда не может быть, и говорить об этом пока бесполезно. Тем более, что времени у нас мало и нам пора ехать.

– Куда? – взволнованно и повелительно опросил Мушег.

– На суд, который будет судить тебя, а если ты там оправдаешься, мы освободим тебя.

– А если не оправдаюсь?

– Мы будем обязаны выполнить решение суда.

– Чтобы я поехал на суд с такими разбойниками, дикарями, негодяями? Этого только нехватало! Вы осмеливаетесь судить меня, вы, кого я до сего дня не знал и не замечал у себя под ногами!..

– Нет нужды в долгих речах и ругательствах. Уже стемнело. Ребята, оседлайте мула, пора ехать!

– Куда вы берете моего мула? – спросил игумен.

– Мула оседлают для тебя, святой отец.

– В такой холод, на ночь глядя, я и шага не ступлю. Вы выжили из ума.

– Если оставить на твое усмотрение, может ты и не двинешься с места, но как священнослужитель божий, ты любишь и должен любить справедливость и поедешь с нами, если даже это тебе не по душе.

– Вы что же, силой возьмете меня? – нахмурился игумен.

– Почему? И князь поедет. Неужели мы употребим силу над человеком, который следует нашим дружеским советам?

Вошли таронцы и сказали, что все готово.

– Едем, князь, – сказал вожак таронцев.

– Я по своей воле и шага не ступлю, – ответил Мушег.

– Ты человек хороший и не только этот шаг, но еще много шагов сделаешь, а так как ты князь, тебе надо помочь.

И, сказав это, Овнан (читатель, конечно, догадался, что это он) взял его под руку. Мушег вздрогнул и вскочил на ноги.

– Ах ты, невежа, чуть руку не сломал. Оставь! – крикнул он, стараясь вырваться.

Овнан, не глядя на князя, спокойно продолжал.

– Шагай, князь, шагай, – подведя его к двери, сдал двум товарищам, которые, не его криков, бросили князя, как мешок, на мула и привязали его веревками.

Мушег огляделся по сторонам и увидел, что двор полон вооруженной толпой. Отчаяние охватило его, он понял, что сопротивление бесполезно, и стал раздумывать, как ему избавиться от этих разбойников.

Святой отец послушно надел свою рясу и плащ и уселся на мула. Заметив, что разбойники (он иначе не называл своих гостей) все пешие, он решил про себя, что при первом удобном случае повернет обратно, запрется в монастыре и никогда больше не окажет никому ни гостеприимства, ни добра.