Антон Проскурнин - Всегда можно остановиться

— Да нет же, теперь я точно вспомнила.

“Сука, что ж тебя не пронять-то никак?!” закипал Вадим. Он живо представил, как девушка забирает у Николая его деньги. Ее пальцы перебирают хрустящие купюры, а губы сквозь улыбку беззвучно произносят: “Хрена тебе лысого, а не бабки, лох!” Это сработало — внутри заклокотало.

— Ты вообще что ли дура?! — сорвался Вадим. — Ослепла за своим телефоном?!

Глаза девушки распахнулись, полуоткрытый рот застыл.

— Понаберут тупиц! Тебя сюда поставили для того, чтобы прислуживать людям, которые приходят сюда отдохнуть! А ты прохлаждаешься стоишь, с дебильными дружками своими треплешься в телефоне! А я время трачу, которое стоит в пять раз дороже твоего! Ты кто вообще такая? Какого черта я должен это терпеть?!

Вадим вошел в раж. Он уже забыл зачем и кому говорил все это — его рвало оскорблениями.

— Ты гребаная прислуга, которая забыла, где ее место! Ты думаешь, что ты взрослый человек, раз нашла работу и можешь тратить деньги на эти игрушки?! Да ты никто! Мусор! Пыль под ногами! Таких, как ты и не замечают пока вы не обосретесь! И сейчас ты наделала лужу и мне нужно тебя в нее макнуть, чтобы напомнить где твое место!

Лицо девушки изменилось. Слова Вадима явно возымели эффект, но не тот, на который он надеялся. Брови девушки сползли к переносице, ноздри раздулись, голова едва заметно наклонилась вперед — как у бегущего на тореодора быка. Вадим безошибочно угадал проступившую эмоцию — злость. Официантка не собиралась плакать. Она не собиралась расстраиваться или молча терпеть. Она готовилась дать отпор.

Перепалка вряд ли приведет к слезам — нужно было менять тактику.

— Хотя трудно ожидать расторопности от такой коровы, как ты! Жируха! Ты одними тортами питаешься, что ли?

Вадим протянул руку, чтобы дернуть девушку за щеку, но та внезапно ударила по ней, отбросив в сторону. На что он среагировал так же резко и неожиданно для обоих. Удар получился звонкий и хлесткий. Ладонь закололо. Вадим резко развернулся и зашагал прочь. В этот раз перед его глазами отчетливо стояло маленькое личико с вздернутым носиком, огромными зелеными глазами и двумя тоненькими ручейками, пересекавшими одну бледную и одну розовую щеки.

Михаил встретил Вадима улыбкой и медленными хлопками.

— Неожиданно.

Николай скорчил брезгливую мину.

— Кажется, я выиграл, мой друг, — слова были произнесены Михаилом, но предназначались они не Вадиму.

— Я не удивлен, — ответил Николай.

— Не знаю, кто выиграл из вас, но в своей победе я уверен, — выпалил Вадим. — А теперь отдайте мне мои деньги и я сваливаю отсюда к чертовой матери.

— Думаю нам всем надо покинуть это заведение, пока не пришел кто-то, кто захочет рассказать нам о культуре поведения в общественных местах, — заметил Михаил и встал, а за ним последовали Николай и Вадим.

“Нужно уйти с этой площади. Как только мы отойдем на безопасное расстояние — тогда я заберу деньги. Нужно еще немного потерпеть и все будет кончено”, объяснялся перед собой Вадим, безропотно следуя за двойкой.

Все трое вышли с площади, завернув за угол двухэтажного здания из красного кирпича. Они оказались в узком переулке, насквозь пропитавшимся миазмами из канализационных люков, мусорных баков и луж мочи в изобилии присутствующих в нем.

Их шаги эхом отскакивали от стен, множась, создавая впечатление идущего по пятам расстрельного отряда.

Вадим представлял лицо официантки. Как быстро все вышло из под контроля. Он посмотрел на свою ладонь — все еще немного красную. Он не хотел бить ее. Черт, он даже грубить ей не хотел! Почему же он это сделал? Почему он соглашался из раза в раз? Чтобы избавиться от своей безвольности? Так почему же он пришел к полному подчинению этим двоим? Ведь все, что он делал — было для борьбы с ней: принимал вызовы, рисковал, делал поступки, о которых бы никогда не подумал. Разве не так? Разве душевное противление совершаемым поступкам не было натяжением поводка его зависимости, готового порваться со следующим рывком?

Вопросы роились в голове Вадима, но где-то внутри, в подсознании или в душе, он уже начал понимать. Что управлял им не Михаил и не его подельник. Что противление было сигналом об очередной жертве, приносимой в угоду слабости. И поводок, в который изначально он влез сам, и который изначально висел свободно вокруг его шеи, в дальнейшем только сильней затягивался. И держал этот поводок хозяин, которому было абсолютно все равно.