Животный мир здесь очень скуден. Из всех птиц, что встретились мне, помимо альпийских галок и каменных голубей, можно отметить нескольких альпийских жаворонков ( Otocorys alpestris ) (150) и немногих чеканов ( Saxicola ).
Кое-где в здешних окрестностях киргизы находят свинцовую руду, из которой выплавляют свинец для продажи китайскому офицеру, а тот в свой черёд обменивает свинец на барана или барса у киргизских охотников. Но в данное время и дикие животные столь тощи от нехватки пищи, что едва ли съедобны.
Я не без зависти смотрел на то, как жандармы получают своё жалование. Таковое выдавалось серебром и составляло десять сар (151) в месяц – это около шести фунтов и десяти шиллингов, что в пересчёте на наши советские деньги составляет около восьмидесяти тысяч рублей – больше, нежели зарплата инженера за два года. Обменная стоимость советских денег была ужасающе низкой: за тысячу советских рублей гражданин «самой развитой и свободной страны на свете» мог бы получить здесь пару ничтожных китайских медных монет!
В конце концов, после долгого и томительного ожидания, посланник прибыл и доставил бодрый ответ Тао Юня в виде категорического отказа впустить меня на территорию Китая, каковое государство считается нейтральным, с добавлением дружеского совета возвратиться «домой» в своё «отечество»!
У китайца мозг устроен совсем иначе, нежели у представителей остального человечества, и законы логики, равно и простые чувства человечности абсолютно ему незнакомы.
Письмо к британскому консулу вернулось распечатанным; вероятно, было прочитано и сочтено не требующим доставки по адресу. Письмо же к русскому консулу, напротив, вернулось в запечатанном виде с пометкой, что в настоящее время никакого русского консула в Кашгаре не имеется. Особым указом Тао Юнь получил строгий выговор за допуск русского на китайскую территорию и предписывал отправить последнего под вооруженным эскортом обратно к российской границе. Особо указано было разоружить меня путём конфискации ружья, о существовании какового комендант, видимо, не забыл упомянуть. На последнее требование ответил я решительно, что никому ружья не отдам, а ежели попытаются отобрать силою, окажу сопротивление и буду стрелять. «Ну холосо!» – учтиво снизошел комендант и не решился более настаивать.
Обратный путь в «отечество» был печальным. Шельмец-киргиз, что ездил на моей лошади в Кашгар, измотал её донельзя, как обнаружил я вскоре. Несколько рахитичных старых кляч было выделено для эскорта, но те едва могли передвигать ноги. Была только одна пристойная – красавец карабаир (152) из Ферганы – особая порода туркестанских лошадей, выведенная скрещиванием арабских жеребцов с киргизскими кобылами. Ранее конь служил строевой лошадью одного мингбаши , чиновника, ответственного над несколькими поселениями, и несмотря на то, что был ужасно тощ, шагал живо. Происхождение сказывается даже здесь, в зловещих горных пустынях.
Припомнилась мне рассказ одного русского контрабандиста, промышлявшего торговлей опиума из Кашгара; у него справлялся я о нюансах пути. «Мы берём в дорогу самых крепких лошадей, каких только можно раздобыть, сильных и выносливых. Ведь ехать надо долгим путём чрез горные пустыни безо всякой еды. К концу животные худеют до костей и голодают так, что отжевывают друг у друга гривы и хвосты».
Холодный пронизывающий ветер не прекращался, вихри сухого снега жалили в лицо и глаза. Тяжелые тучи покрывали небо и, казалось, готовы были завалить снегом весь мир вокруг. Северная сторона, куда лежал наш путь, темнела и выглядела особенно зловеще. Я был объят печалью и подавлен, ибо все надежды на спасение исчезли, впереди виделся лишь неизбежный итог – попадание в клешни советских властей, пытки и смерть, скорбь и печаль тех, кто близок мне и дорог. Что я мог? Как избежать подобной судьбы? Мой рассудок усиленно работал, но виделась лишь безысходность. Куда мне идти, что можно предпринять в этой холодной безжизненной горной пустыне? – в пустыне, где разреженный воздух каждое действие превращает в усилие, и человек становится вял и слаб, как на поздней стадии анемии.
На полпути, когда мои попутчики остановились, чтобы дать лошадям передохнуть, я почувствовал, что моя нечастная кляча начала спотыкаться и зашаталась; я едва успел соскользнуть с седла, прежде чем она рухнула. Бедное животное совершенно выбилось из сил и неспособно было везти меня более ни метра; пришлось вести в поводу.
Читать дальше