Павел Назаров - Беглец в просторах Средней Азии

Солнце поднялось на безоблачное небо и сразу же принялось безжалостно жечь. Я лёг под кустом эфедры, набросив на него свой плащ и создав тем самым немного тени. Лошадей связали и для защиты от палящих лучей солнца, кое-как их прикрыли тем, что было под рукой; так простояли они до вечера без еды, и лишь позже выпало им по пол горсти ячменя. Как в горящей печи провели мы весь этот день, который казался бесконечным. К счастью, и совершенно неожиданно, из-за гор появилось облако, сопровождаемое громовыми раскатами и редкими, но крупными каплями дождя, а затем разразился сильный град. Это было как нельзя более кстати: воздух сразу же остыл, и приятный ветерок освежал нас вплоть до исхода дня. Пустыни Кашгара как бы с улыбкой приветствовали меня. Капли дождя были в действительности растаявшими градинами; вероятно, только так влага может достигнуть нагретого у поверхности земли воздуха, а в виде дождя неизбежно испарилась бы, как я это часто наблюдал в пустынях.

Мы уже более не страдали от жажды. Вода, смешанная с кислым молоком в кожаных бутылях, утолила жажду великолепно. Киргизы в пути всегда пользуются такой смесью. Ей присуще ещё одно весьма важное свойство – молочная кислота способна обеззараживать воду, и это широко использовалось во время кампаний в пустынях при завоевании Туркестана Россией. Особый продукт, изготовляемый из овечьего молока и содержащий высокую долю молочной кислоты, называемый курт (173) , выдавался войскам, направлявшимся в степи. Благодаря этому курту зловещие равнины Средней Азии, где от болезней погибали целые экспедиции, утратили своё «защитное жало» и стали открытой дорогой для прохода войск.

И вот наступила темная ночь, – последняя перед Кашгаром, так сказал мне Турсум-бей, – когда мы вышли из нашего прибежища и двинулись вдаль по тайной тропе, далеко от Терека, киргизских аулов и пограничных застав. И снова я поразился необычайно острому зрению моего товарища. Я не мог видеть ни его спины, ни его лошади, хотя следовал за ним почти вплотную, но он выбирал путь без колебаний, и, если ошибался, то вновь быстро находил его и ехал весьма уверенно. Через некоторое время мы вышли на широкую тропу и по ней двинулись довольно быстро. Вероятно, было около полуночи, когда моя лошадь внезапно остановилась, и я, не видя вообще ничего вокруг, услышал разговор моего проводника с каким-то другим киргизом. «Нельзя вам ехать по этой дороге: столкнетесь прямо с китайским патрулем; место между рекой и фортом очень узкое, и солдаты остановят вас. Проезжайте через капчигай (узкий овраг) и высматривайте священный мазар, где стоит на страже солдат, киргиз», – сказал неизвестный голос.

Мы резко свернули в сторону, и я мог различить запах верблюдов и дыхание лошадей, мимо которых мы, вероятно, проезжали. Я до сих пор не могу понять, как мой проводник находил тропу на бездорожье, где не было никаких ориентиров, где приходилось пробиваться прямо по неизвестной местности и выбирать путь по наитию. Но он ехал уверенно и только однажды попросил меня зажечь спичку, дабы определиться. Выяснилось, что наши лошади уперлись в абсолютно отвесную скалу, преграждавшую нам дорогу. Примерно в десяти шагах дальше среди скал обозначилась узкий, едва заметный проход. Это и был капчигай . В другой раз, уже в ущелье, Турсум-бей снова попросил меня зажечь спичку, чтобы рассмотреть следы на земле, так как подумал, что с пути мы сбились.

Долгая череда бессонных ночей и невозможность нормально спать днем меня изрядно утомили – спать хотелось отчаянно. То и дело я начинал дремать, и мне казалось, что падаю с седла. Иногда я просыпался с трепетом, удивляясь, когда и как я свалился, как долго находился в дремоте. Эта невозможность видеть, куда мы движемся, сделала меня сонным, каким я не был никогда. Тщетно старался я заполнить свой рассудок чем-то вроде медитации, вспоминая о давнем прошлом, сконцентрировать мысли на каком-нибудь предмете и тем самым перебороть сон. Но не преуспел. Наконец стало светать, я стал различать окружающее, и мне несколько полегчало.

Вскоре мы въехали в рощу иссохших деревьев возле старого мазара. Внезапно Турсум-бей резко повернул назад, приник к седлу и, показав мне знак пальцем на губах, быстро скользнул в узкую лощину сбоку. Мы проскочили мимо опасного места, ибо похоже было, что почти вплотную подъехали прямо к тому патрулю, о котором нас предупреждал киргиз.

Примерно в миле Турсум-бей остановил свою лошадь и воскликнул: «Отсель, слава Аллаху, миновали мы всех стражников, и путь на Кашгар свободен!» – и он разразился веселой песней, впервые за время пути. Теперь мы пребывали в самом радостном расположении духа. Я испытал огромное облегчение, ибо мои острые тревоги остались позади. На этот раз я должен был добраться до Кашгара.