Джеймс Макбрайд - Дьякон Кинг-Конг

— В Божьей ладони? Что это значит?

— Не знаю я. Просто написано — «в Божьей ладони».

— Тогда ты что-то перепутал. Папаша не мог написать такое письмо. Он никогда не ходил в церковь.

— Вы разве не католики?

— Мать меня таскала в церковь Святого Августина, пока я не вырос и не бросил. Но отец туда ногой не ступал. До самой смерти не ступал ногой в церковь. Мы провели похороны. Только тогда он попал в церковь.

— Может, он спрятал ее в церкви. Или у себя в гробу.

Элефанти задумался. Мать говорила, что хочет эксгумировать отца, чтобы самой лечь в ту же могилу. И Джо Пек обещал заняться этим лично. От мысли о том, как этот безмозглый идиот Джо Пек выкапывает останки отца, ворочает труп, роется в карманах парадного костюма, ковыряется в мозгах папочки отверткой, чтобы найти эту толстушку за три миллиона, как ее там по имени, у Элефанти на миг перехватило дыхание. Потом он взял себя в руки и сказал:

— Он бы не оставил ее в церкви. Он не имел дел с церквями. Никому в церквях не доверял. И он не так глуп, чтобы хоронить ее с собой. Не поступил бы он так с матерью.

— Согласен, — сказал Губернатор. — Но есть же у вас склад. Вы же перевозите товары.

— Я осмотрел все склады до единого, что у нас есть. К каким у меня есть доступ.

— А к каким доступа нет?

— Пожалуй, добраться до них можно, — признал Элефанти. — Но на это уйдет время.

— Времени у меня как раз и нет, — сказал Губернатор. — Дядя, который хочет купить, — он ни с кем другим работать не станет. Таким людям не звонят. Они звонят сами. Я тяну время. Сказал, что мне надо обмозговать сделку. Он нервный. Ему не понравится, если появится второй. Я и так думаю, что он на меня наедет. Вот еще причина, почему я хочу, чтобы ты ее у себя раскопал.

«Вот и пожалуйста, — подумал с горечью Элефанти. — У него никого нет. Если большая шишка из Европы хочет долбаный артефакт, который стоит руки и ноги, а единственная преграда между ним и таким баблом — это пекарь и его дочка… что ж».

— Ты же вроде сказал ему, что ты на Стейтен-Айленде, — ответил Элефанти.

— Такие, если захотят, всегда тебя найдут, — сказал Губернатор. — С другой стороны, он как мой братец Мэйси. Эти люди — они фанатики. Есть пространство для маневра. Я дал ему знать, что, как только запахнет керосином, статуэтка исчезнет навсегда. В унитаз смою. На части распилю. В речку кину. Но еще я думаю о Мелиссе. Так что, когда я пришел к тебе… ну, теперь, зная твоего отца, я чувствую, что в моей команде есть хотя бы один человек, который не кинет.

Элефанти молчал.

«“В моей команде”, — подумал он. — Как это, черт возьми, я уже попал в его команду?»

Губернатор привстал на диване, неловко изогнул спину, залез под диван и достал конверт.

— И еще кое-что, — сказал он и передал конверт Элефанти.

Тот мгновенно узнал болезненные каракули отцовского почерка, под конец жизни ставшего скачущим и крупным. Письмо было адресовано Губернатору.

— Где ты это взял?

— Твой папаня прислал, пока я досиживал.

Элефанти открыл конверт. Внутри была простая визитка с фотографией старых козовских доков, около сороковых, со знакомой статуей Свободы в отдалении. Сзади было приклеено традиционное ирландское напутствие — очевидно, вырезанное из книжки или газеты:

Рядом был рисунок коробочки, сделанный отцовской рукой. Внутри коробочки — грубовато намалеванная дровяная плита с поленьями, с крестом над ней. У коробочки было пять сторон; с одной стороны — схематичный человечек посреди кружка, с вытянутыми ручками.

— Если бы не его почерк, в жизни бы не поверил, что это он нарисовал, — сказал Элефанти.

— Что-нибудь узнаешь?

— Нет.

— Это ирландское благословение.

— Уж об этом я догадался, — сказал Элефанти. — Но что за топка и дрова?

— У вас нет склада с чем-нибудь похожим? — спросил Губернатор.

— Нет. Коробка может быть чем угодно. Гараж. Дом. Ящик из-под молока. Хижина в лесу. Может быть где угодно.

— Да, может, — сказал Губернатор. — Но куда бы поехал Гвидо Элефанти?

Перед ответом Элефанти надолго задумался.

— Мой отец, — сказал он сухо, — никогда и никуда не ездил. Ни разу не удалялся от района Коз дальше трех кварталов. Едва ли. Он и ходил-то с трудом. А если и ходил, то недалеко. Может, время от времени в магазин в Бэй-Ридже, где продаются продукты из Генуи. Было на Третьей авеню местечко с генуэзскими товарами — фокаччей, сыром в основном из Старого Света, — но он туда почти не выбирался.