Джеймс Макбрайд - Дьякон Кинг-Конг

Вместо стакана его поймала чья-то рука, он поднял глаза и увидел над собой морщинистое лицо Пиджака.

Сперва он его не узнал. Старый дурень был не в привычном драном и стремном костюме ушедшей эпохи. Тот, в зелено-белую клетку — его пропойца надевал на особые случаи и в церковь, — вызывал у Димса и его друзей припадки хохота каждый раз, как Пиджак гордо выплывал в нем из подъезда девятого корпуса. Клетчатый костюм смотрелся так, будто старпер накинул на плечи флаг. Теперь же он был в голубых штанах и голубой рубашке жилконторы, а еще в шляпе. Правая рука сжимала какую-то самодельную куклу — отвратительную на вид штуковину размером с небольшую подушку, с волосами из коричневой пряжи и пуговицами вместо глаз и рта. В другой руке был бумажный пакет.

Димс кивнул на куклу.

— А это еще что?

— Это тебе, — гордо сказал Пиджак. — Помнишь Доминика, Гаитянскую Сенсацию? Он живет в нашем корпусе. Старина Доминик шьет таких. Говорит, они волшебные. Приносят удачу. Или неудачу. Или что он захочет. Эта — для выздоровления. Он сшил ее специально для тебя. А это, — он залез в бумажный пакетик и пошерудил, пока не извлек розовый шарик, — я купил тебе сам. — Он протянул мячик. — Гимнастический мяч. Сжимай. Подающая рука станет сильнее.

Димс нахмурился.

— Ты какого хрена тут делаешь, старик?

— Сынок, не надо со мной так нехорошо говорить. Я долго добирался, чтобы тебя повидать.

— Повидал. Теперь вали.

— Разве так разговаривают с другом?

— А мне что, спасибо тебе сказать, Пиджачок? Ладно, спасибо. Теперь сдристни.

— Я не за этим пришел.

— Ну, хотя бы не спрашивай о моих делах. Копы уже два дня спрашивают.

Пиджак улыбнулся, потом положил куклу-подушку на край койки.

— Мне твои дела неинтересны, — сказал он. — Мне интересны мои.

Димс закатил глаза. И почему только он терпит бестолковые бредни этого старикана?

— Ну что у тебя за дела в больнице, Пиджак? Тебе здесь вино давят? «Кинг-Конг» гонят? Ты и твоя выпивка, ага. Дьякон Кинг-Конг. — Он прыснул. — Так тебя люди называют.

Пиджак пропустил оскорбление мимо ушей.

— Я на обзывательства не обижаюсь. У меня на этом свете хватает друзей, — гордо сказал он. — И двое из них — в этой больнице. Сюда и Сосиску положили, ты знал? На тот же самый этаж. Представляешь? Не знаю зачем. Я только что от него. Он начал капать мне на мозги, стоило войти к нему в палату. Говорит: «Если бы ты меня не донимал, Пиджачок, я бы никогда не пошел в прикиде судьи приставать к Димсу из-за дурацкого матча». А я говорю: «Сосиска, не станешь же ты спорить, что у мальчишки будущее в бейс…»

— Какого хрена ты несешь? — спросил Димс.

— А что?

— Заткни хлебальник, тупой козел!

— Чего?

— Кому хочется тебя слушать, пьяная мразь? Ты неудачник, мужик. Ты все по жизни просрал. Тебя самого твои речи еще не задолбали? Дьякон Кинг-Конг!

Пиджак моргнул, слегка оробев.

— Я ведь уже сказал, я на твои слова не обижаюсь, потому как ничего плохого тебе не делал. Разве что заботился, самую капельку.

— Да ты в меня стрелял, тупой ты ниггер.

— Я ничего такого не помню, сынок.

— Не надо мне теперь «сынок», сволочь ужратая! Приперся и выстрелил в меня. Я тебя не завалил только из-за своего дедушки. Это была моя первая ошибка. Теперь из-за тебя погиб Шапка — и из-за Сосиски, этого ленивого, тупого, ссыкливого хренова сантехника. Пара жопоголовых, дряхлых, безмозглых мудил.

Пиджак молчал. Посмотрел на свои руки, на розовый мячик «Сполдин».

— Не надо меня проклинать такими словами, сынок.

— Не называй меня сыном, синяя проспиртованная гнида!

Пиджак странно на него посмотрел. Димс заметил, что лицо у старого алкаша на удивление ясное. Глаза Пиджака, обычно воспаленные, его веки, обычно тяжелые и полузакрытые, были распахнуты. Он потел, руки слегка тряслись. Еще Димс впервые обратил внимание, что под рубашкой жилищника Пиджак, хоть и стар, но крепок в груди и руках. Раньше он этого не замечал.

— Я тебе хоть раз плохо сделал? — тихо сказал Пиджак. — За все разы, когда мы занимались бейсболом и всем прочим. Пока я тебя подбадривал и все прочее… пока в воскресной школе учил Доброй книге.

— Ковыляй отсюда, мужик. Вали!

Пиджак надул щеки и издал долгий, затяжной вздох.

— Ладненько, — сказал он. — Только еще одно. И я пойду.

Старик прошаркал к двери, высунулся в коридор, посмотрел по сторонам, потом плотно прикрыл дверь. Прошаркал обратно к койке и навис над Димсом, чтобы прошептать что-то на ухо.