Шанель Клитон - Когда мы покинули Кубу

Я обнимаю Ника.

– Все-таки мне за тебя неспокойно.

– Ничего со мной не случится. – Он ставит стакан на столик и тоже меня обнимает. – Так легко ты от меня не избавишься.

Рождество мы с Ником празднуем 26 декабря, когда заканчиваются семейные торжества. В Палм-Бич праздничное настроение бьет через край. Католическая церковь Святого Эдварда набита до отказа: всем интересно взглянуть на будущего президента.

Ник дарит мне браслет с бриллиантами по всей длине (дома я говорю, что это бижутерия), а я ему – часы, которые купила на Уорт-Эвенью, взяв деньги из гонорара от ЦРУ (слава богу, просить у родителей мне больше не приходится). Наврав матери и отцу про воображаемую подругу, якобы пригласившую меня к себе, я уединяюсь с Ником на весь вечер и всю ночь. В темноте, когда пляж пустеет, мы плаваем в океане, а утром лениво нежимся в постели и завтракаем, не вставая.

О том, как он провел Рождество, Ник не рассказывает, а я не расспрашиваю. Говорят, его невеста сейчас тоже в Палм-Бич, и нам с ним приходится изворачиваться, чтобы не столкнуться на каком-нибудь из многочисленных светских мероприятий.

Новый год я встречаю дома. Во время прошлой новогодней вечеринки мы узнали, что Батиста бежал с Кубы, оставив нас в руках Фиделя. С тех пор фанфары и шампанское кажутся мне неуместными в этот праздник: я воспринимаю его скорее как годовщину печального события, чем как повод для веселья.

На следующее утро я читаю в газете, что Ник участвовал в так называемой «кокосовой ночи» – это закрытая вечеринка с давней традицией. Рассказывают, что ее организует тайный комитет, каждый член которого может пригласить небольшое число гостей. Мама без конца жаловалась, что нас никто никуда не зовет. Воображаю, какой бы это был для нее удар, если бы она узнала, что я провожу время в шикарном особняке на пляже с одним из «кокосов» и до сих пор не использовала это для улучшения своего положения в обществе.

Вскоре после Нового года Ник возвращается в Вашингтон, откуда приезжает в Палм-Бич только на выходные. По утрам я опять гуляю одна. Ник появляется в доме в условленные дни. Эта возможность спокойно побыть наедине друг с другом уничтожила расстояние, разделявшее нас раньше. Изначально мысль о «любовном гнездышке» меня покоробила, но теперь оно дает нам свободу и удобство, которые я стала ценить, отодвинув гордость на второй план. Как бы то ни было, стены особняка не в состоянии оградить нас от проблем окружающего мира.

Однажды во вторник Ник приходит какой-то рассеянный, в голосе чувствуется тревога.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Мы закрыли посольство в Гаване. Вывезли весь персонал самолетом. Президент Эйзенхауэр принял решение прервать дипломатические отношения с Кубой. – Ник замолкает, по-видимому решая, можно ли говорить со мной об этом. Любящий мужчина спорит в нем с политиком. – Ходят слухи об учениях летчиков в Майами. Они приземляются без огней. Операция секретная.

Сердце начинает биться чаще.

– Планируется вторжение?

Уж не поэтому ли Эдуардо в последнее время так занят?

На коммунистическом собрании в Майами я побывала еще два раза, а о возможности высадки американских войск на Кубу сейчас слышу впервые. Означает ли это, что члены группы мне не доверяют? Или что они сами плохо информированы, поскольку не имеют нужных связей среди кубинских эмигрантов?

– Не знаю, – отвечает Ник.

– Но мог бы узнать.

Он молчит.

– Думаешь, будет война? – спрашиваю я.

– Не знаю. Фидель завел дружбу с Советами, и это все осложнило. Теперь он стал для нас более опасен, и мы не можем себе позволить слишком резких движений.

– Может, если начнется война, это будет к лучшему?

– Нет, Беатрис, война к лучшему не бывает. Это ужасная вещь. Тебе вряд ли понравится то, что она после себя оставит.

– Боюсь, мне выбирать не придется. Без насилия Фиделя уже не отстранить от власти.

Голос Ника становится мрачным.

– А вот это то, чего боюсь я.

В пятницу 20 января, ясным морозным днем, Америка отпраздновала официальное вступление Джона Фицджеральда Кеннеди в должность тридцать пятого президента Соединенных Штатов. После инаугурации Нику пришлось сменить песок Палм-Бич на вашингтонский снег: теперь он больше времени проводит в столице. Если же ему все-таки удается найти окошко в череде политических и общественных дел, мы проводим эти несколько часов вместе.

Не могу не спрашивать себя: «Как долго я сумею держать наши отношения в секрете?»