Гавриэль. Ничего не делать! Ничего!
Ногу, которую я только что ласкала и лизала, грубо выдергивают у меня и ставят на ковер. Гавриэль поднимается.
Джимуль. Обожди…
Гавриэль. Спасибо, что вытащила кость из ноги. Я иду стричься.
Джимуль. Нет-нет, прости меня…
Гавриэль. Я зайду на обратном пути.
Джимуль. Не зайдешь.
Гавриэль. Зайду, обещаю тебе.
Джимуль. Не обещай.
Гавриэль. Клянусь тебе.
Джимуль. Не клянись!
Гавриэль. Джимуль, дай мне выйти. Ты меня мучаешь.
Джимуль. Сожалею. Прошу прощения. Останься, пожалуйста. Умоляю тебя. Я тебя постригу. Я тебя уже стригла когда-то, помнишь? Перед обрезанием твоего младшенького. И все делали тебе комплименты, даже мадам Султана. Ну же, что ты прыгаешь к двери? Довольно, я тебя поняла, как мы не поженились вчера, так не поженимся и сегодня, ну так поженимся завтра или послезавтра. Иди ко мне, любимый, иди же, мой красавчик, иди сюда.
Картина 4
Стрижка
Джимуль. Сними зоху , ты не на приеме в консульстве. И тсамир сними.
Гавриэль. Не надо.
Джимуль. Надо! Волосы налипнут, а кому потом стирать? Мне. А я пока что не твоя жена. Снимай, снимай, не будь как маленький. Мне от тебя ничего не надо. И не мечтай, что я до тебя дотронусь, после того как ты меня так бросил.
Гавриэль. А если кто-нибудь вдруг войдет?
Джимуль. Да кто войдет? Ангел смерти? Что это за лес ты у себя тут вырастил? Тебе надо стричься, прежде чем идти к цирюльнику, иначе он тебя засмеет. Да и бороду не худо бы подправить. Чем ты только занимался, пока мы не виделись? Писал стихи?
Гавриэль. Я как раз собирался тебе рассказать. Только на этот раз дай мне сказать, не перебивая. У меня и так мысли путаются.
Джимуль. Ясно, путаются. Их волосы передушили.
Гавриэль выглядит как брат-близнец бога Пана, может, даже еще мохнатее. Волосы густо растут у него по всему телу, кучерявятся на груди, мягким ковром покрывают руки, спину, лодыжки, не говоря уж о буйной поросли у него между ног – овечья шерсть, да и только!
Когда он остается в одном сарвале , от вида его тощего тела меня переполняет жалость. Он выглядит сущим цыпленком, а не мужиком. А кто может сердиться на цыпленка? Я поддеваю ногой ковер, поднимаю его и складываю. Гавриэль успевает перепрыгнуть на голый пол. Он сидит на кожаном табурете, я становлюсь перед ним, пальцы мои бороздят заросли его кудрей. Мои груди точно на уровне его глаз. Моя рука скользит по его бороде. Его пронизывает дрожь, почти слышно, как он содрогается. Будучи Гедальей, я мечтала о бороде, как у Гавриэля.
Джимуль. Постой-ка, куда я положила ножницы? Нет, тут у меня и вправду ду́хи и черти завелись, говорю тебе.
Гавриэль. Это знак, что нам следует отказаться от этой затеи.
Джимуль. Вот они!
Захватываю пальцами один из локонов, немножко натягиваю его и обрезаю кончик. Я стригу его, а он мне рассказывает. Когда люди знают друг друга свыше двухсот лет, они слышат не только то, что сходит с уст, но и то, что застревает в горле.
Гавриэль. …Короче говоря, я час, два, три сохну у входа в консульство. Господь Вседержитель, ни стула, ни поручня, стою себе как бесплотный дух, как тень, даже хуже, чем дух и тень, ибо дуновение ветра и тень – подлинное сокровище таким летом, как наше.
Джимуль. Посмотри-ка на меня, нет, так неровно.
Гавриэль. Говорю себе: ты наивен, Гавриэль, с чего бы консулу Британии награждать тебя от щедрот своих? Ты поистине верил, что Джон Драммонд Хэй [88] Сэр Джон Драммонд Хэй (1816–1893) – британский дипломат, в 1844–1861 гг. служил генеральным консулом, а затем чрезвычайным и полномочным послом Великобритании при дворе короля Марокко.
, собственной персоной, уделит тебе толику своего времени? Но и возвращаться несолоно хлебавши мне было стыдно, потому что чиновник меня уже приметил. Слышала о новых соглашениях с Британией? Как не слышала? Будущее тебя совсем не занимает, а?
Джимуль. Не задирай подбородок.
Гавриэль. Короче, чуть было я совсем не отчаялся, входит мужчина, и не поймешь, двадцать лет ему или шестьдесят, в черной от пыли галабии . Лицо обожжено солнцем, и говорит как бербер… Ах! Ты делаешь мне больно!
Джимуль. Прости, сними очки.
Гавриэль. Возьми. И вот это создание, этот пустынный вождь подходит к чиновнику и сообщает тому, что ищет работу. Чиновник, естественно, посылает его ко всем чертям, и по-английски, и на дариже [89]. А тот никуда не уходит и утверждает, что в совершенстве знает девять языков. Чиновник парень образованный, и, конечно, сомневается, и спрашивает пустынника: “Do you speak English?” Тот отвечает: “Yes”. Спрашивает его: “Parlez-vous Français?” Отвечает: “Oui”.
Читать дальше