Рои Хен - Души [litres]

Джимуль. Даже очень. Так и ты бы когда-нибудь принес мне цветок. Из всей этой твоей болтовни я так и не поняла, чего ради ты поперся за стены меллы.

Гавриэль. Я же сказал – я пошел к цирюльнику.

Джимуль. Ты не мне это сказал, а твоей жене, не путай. Твоя жена – это та, с двойным подбородком. А я худая, как ха́ска ла́бса са́йа – подсвечник в юбке.

Гавриэль. Все, закончила? Уже весь яд выпустила?

Джимуль. Осталось еще немного, я его на потом придержу. С каких это пор ты стрижешься за пределами меллы?

Гавриэль. Это цирюльник при консульстве. Он обслуживает только сотрудников и приближенных.

Джимуль. Ну ясно, великий толмак!

Гавриэль. Кто?

Джимуль. Если ты пошел к цирюльнику, почему не постригся?

Гавриэль. Потому что я шел себе, задумавшись, и тут наступил на эту рыбину, пропади она пропадом. Не мог же я пойти к цирюльнику с рыбьими костями в ноге.

Джимуль. И о чем это ты задумался? Обо мне? О чем тебе вообще думать все время? Ты что, Рамбам [84] Рабби Моше бен Маймон (Рамбам Маймонид, 1135 или 1138–1204) – выдающийся философ, раввин, врач и кодификатор законов Торы. , а́лла йира́хму ? [85] Да смилостивится над ним Аллах ( араб .). Зачем ты утруждаешь себя?

Гавриэль. Джимуль, хаби́бти [86] Любимая моя ( марок. араб .). , я мужчина, я не обязан рассказывать тебе о каждой своей мысли. Ах! Ай! Ва-а, ва-а!

Джимуль. Дай сюда ногу. Мужчина… Какая-то колючка в ноге засела, а крику, словно его на саблю насадили.

Гавриэль. Оставь, я сам ее выну.

Джимуль. Ты со всеми этими своими очками ничегошеньки не видишь. Дай сюда, марбон , бедненький ты мой. Убери руку. Убери, я сказала! Расслабься, дыши, ты совсем не дышишь. Что это, Господь Вседержитель, да у тебя кровь идет. На какую рыбу ты наступил, на акулу?!

Не так я представляла визит моего будущего жениха. С другой стороны, извлечение рыбьей кости из ноги не есть ли самое совершенное проявление интимной близости между мужем и женой?

Я приношу кувшин с водой и, скрестив ноги, усаживаюсь на ковре перед гостем. Плещу воду ему на ступню и вытираю ее подолом платья. Только став женщиной, я поняла, как слабы мужчины, а Гавриэль, верно, самый слабый из них. Действительно, каким дарованием нужно обладать, чтобы поранить ногу костью дохлой рыбы. Мне все равно, что платье намокает. Мои уложенные волосы растрепались, но я не утруждаюсь собрать их, просто заправляю за уши. Лижу ступню Гавриэля. Язык – нежный орган, он сразу чувствует колючки, даже самые маленькие. Меня не заботит, что подошва грязная. Это привычная, любимая грязь моей сестры Гитл, моей возлюбленной Гейле, моего жениха Гавриэля.

Джимуль. Что смешного, махбу́ль ?

Гавриэль. Щекотно.

У Гавриэля, как и положено тому, кто перелился в новое тело, переливчатый смех. Кадык поднимался и опускался под короткой бородкой, словно он глотает воду.

Гавриэль. Ах! Вот она, косточка!

Я пытаюсь ногтями вытащить рыбью косточку из его ступни. Из ранки выдавливается несколько капелек крови. Я пробую их на вкус. Горячие и соленые. Спрашиваю как бы невзначай.

Джимуль. Ты говорил с женой о том, что…

Гавриэль. Говорил, конечно же, говорил. Теперь я понимаю, вот в честь чего ты так накрасилась.

Джимуль. С какой стати! Я накрасилась ради тебя. Ты сам когда-то был женщиной, Гавриэль. Ты должен понять.

Гавриэль. Кто красился в венецианском гетто? Куртизанки красились, не мы же. Кроме того, я-то был женщиной, но ты была мужчиной, и ты отлично знаешь, как вскружить голову мужчине.

Джимуль. Эй-эй. Кто бы говорил, голову ему кружат… Пока что это ты пытаешься сбить меня с толку. Так что сказала твоя жена?

Гавриэль. Султана сказала… Ай! Ты вытаскиваешь кость или засаживаешь ее глубже?

Джимуль. Прости.

Гавриэль. Сама понимаешь, ей это нелегко. Ей только двадцать один год, и она не понимает, чего мне не хватает. Ей удалось родить мне сына после трех дочерей. Пойми, она происходит из дома, где была только одна жена, одна мама. Не зря говорят: два котла на огне – каши хватит всей семье, две жены в одной постели – пух и перья полетели.

Джимуль. Ты сказал, вы не спите в одной постели?

Гавриэль. И это правда, я каждое утро просыпаюсь в кровати с детьми. Они заставляют меня рассказывать им на ночь сказки, и в конце концов я засыпаю раньше них. Будь я Шахерезадой, мне бы очень быстро отрубили голову.

Гавриэль издает смешок и принимается тереть глаза, будто вдруг устал.

Гавриэль. Рахиль ждала Иакова семь лет.