Рои Хен - Души [litres]

Это осознание изменило все его существование. Из грешника-страдальца Гедалья превратился в ангела-хранителя. Годы мучений завершились, отныне у него была миссия – спасти душу младшей сестры. Гедалья верил, что именно для этого он и был возвращен на землю, и отныне жизнь его из наказания обратилась в щедрый дар.

– Почему ты замолчал? – спросила Гейле.

– Слишком много надо рассказать. Ты начинаешь вспоминать?

– Ты так красиво рассказываешь, что мне кажется, будто я помню.

– Можно взглянуть на твой шрам?

Удостоверившись, что никто на них не смотрит, она вздернула рукав, обнажив запястье. В каждой линии рубца Гедалье чудился возникающий из воздуха зуб, за ним еще один, и еще, и вот уже все вместе они обращаются в челюсти пса, вырисовывается пасть черного зверя с приплюснутой мордой, а к ней уже лепится пружинистое мускулистое тело с яростно бьющим хвостом.

Когда горожане из благородных желали уединиться с кем-нибудь, они встречались в театральных ложах, закрытых гондолах, в монастырских альковах или во флигелях слуг. Но что делать двум молодым евреям? Прибегнуть к методу от противного и встретиться в самой толчее рынка Риальто. Волны гомона там подобны тишине, если сумеешь воспарить на них.

Они договорились встретиться у статуи Горбуна, Il Gobbo , – высеченной из мрамора мужской фигуры, скорчившейся под тяжестью каменных ступеней, которые обрывались в никуда. Правительственные глашатаи взбирались на него, чтобы заклеймить преступников и изменников, объявить о новых поборах или предостеречь от надвигающегося морового поветрия. Однако Горбун с рынка Риальто служил также “рупором” всякому, кто хотел, чтобы его голос был услышан, но опасался, как бы не лишиться языка. Под покровом темноты на нем вывешивались воззвания протеста или вирши с насмешками над властями предержащими.

– Куда ты пропала? – начал Гедалья, которого переполняла обида. – Я уже две недели пытаюсь с тобой встретиться.

– Не здесь! – предостерегла она.

Гедалья послушно последовал за ней к лавкам, тонувшим в людском гомоне. Они переговаривались, не глядя друг на друга и делая вид, будто выбирают лилово-белые головки чеснока.

– Мама согласилась выпустить меня одну, только когда я сказала, что иду к прорицательнице. Она на все согласится, лишь бы узнать, когда я выйду замуж.

– Всяк, кто ест такой чеснок, всем чертям не будет впрок! – распевал лоточник.

– Ты уже начисто все позабыла, ну, то, о чем я тебе рассказывал? – спросил Гедалья.

– Вовсе нет. Я много думала о Геце и Гитл.

– О нас, – поправил он, – я Гец, а ты Гитл. И что же ты думала?

– Я спрашивала себя, что есть душа.

Несколько затруднительно объяснять природу души, стоя над грудой чеснока, но Гедалья честно попытался. Он описал ей этапы совершенствования, которые стремится пройти человек, дабы обрести покой в мире грядущем.

– Евреи! – заорал им торговец чесноком. – Довольно щупать мой чеснок, это вам не ковер! Либо покупайте, либо убирайтесь!

Гейле испугалась и положила несколько головок чеснока в висевшую у нее на руке корзину. Гедалья заплатил. Они перешли к дремавшей старухе, ноги ее были раскинуты в стороны, на куске мешковины лежали белесые луковицы фенхеля.

– И все души перевоплощаются? – продолжала Гейле.

– Не все, только те, кто грешил.

– А мы грешили? – спросила она с опаской.

– Да, мы согрешили, – ответил Гедалья, – убили гоя.

– Что?! Что значит убили?..

– Тише ты, тише…

– Я убила человека?! Ты же сказал, мы были детьми!

Старуха пробудилась и забормотала с деревенским выговором:

– Пожалуйста, молодые люди, свежий фенхель!

Гейле поспешила отойти в сторону, Гедалья же купил связку фенхеля. Такими темпами, подумал он, вместо того чтобы облегчить души, мы лишь обременим себя фруктами и овощами.

– Я должна идти, – пробормотала Гейле, когда он нагнал ее. – Чего доброго кто-нибудь нас заметит и доложит родителям.

– Мы еще не закончили разговор, – прошептал он ей в спину, держась от нее на расстоянии, как того требовали правила приличия.

– Мы убили человека?

Увы, он не мог видеть ее лица.

– По ошибке! Это была случайность!

Теперь они оказались в ряду плетельщиков сетей, и, вдыхая рыбную вонь, Гедалья рассказал о принятом в Хорбице обычае устраивать в Пурим шествие Амана. Чайка с красными крапинами на клюве, словно намазанном губной помадой, нагло взмахнув крыльями, разделила молодых людей, приземлившись между ними; она принялась терзать рыбий хребет. Гейле испуганно хихикнула.