Рои Хен - Души [litres]

– Взгляните только, – махнул рукой Элиэзер Сараваль на осыпающиеся каменные парапеты канала.

– Жуть, – поцокал языком Эфраим Остелео. – Еще немного, и все здесь поглотит пучина. А евреи не рыбы, нашим внукам придется приискать себе для жизни другой город.

– Нечего искать, евреи должны жить в Святой земле, – авторитетно заявил Натанэль Чивидаль.

– А-а, Святая земля… – рассыпался Эфраим Муттали своим присвистывающим смешком, – да я бы хоть сегодня переехал туда с женой и детьми, да продлятся их дни. Но кто меня там ждет? Османы? Вот еще мечта, которую мне не исполнить в этом перевоплощении…

Гедалья скривил губы.

– Как мне оставить Венецию? – продолжал господин Муттали со своим характерным выговором. – Здесь родился мой отец, я родился здесь, здесь родилась моя жена, да… да…

– Да продлятся ее дни, – помогли ему закончить предложение, застрявшее у него меж стучавших от холода зубов.

– Здесь родились мои дети, чт…

– Чтоб они были здоровы, – протянули все хором.

– Как бы я ни любил Святую землю, – заключил он, – я привязан к этому месту.

– На поводок, который держит твоя жена, – подмигнул Элиэзер Сараваль.

– Вот и я никогда не покину Венецию, господа, – вмешался молчавший до сих пор прислужник. – Мои родители похоронены здесь, на Лидо. Как можно оставить могилы родителей?

– Нельзя. Могила есть могила, – согласился Натанэль Чивидаль.

– Конечно, можно! – в изумлении воскликнул Эфраим Остелео. – Ведь после воскресения мертвых все мы, с Божьей помощью, встретимся на Земле обетованной…

– С Божьей помощью, с Божьей помощью, – скороговоркой повторили все.

Гондола вышла из Еврейской протоки на открытую акваторию и стала медленно прокладывать себе путь сквозь caigo . О caigo – что это? Представьте себе, что Пресвятой, да будет благословен, расплескивает над миром молоко, но, вместо того чтобы впитаться в землю или перемешаться с водой, это молоко висит в воздухе. Туман, который можно глотать с каждым вдохом. Caigo совершенно поглотил вторую лодку с сопровождающими, плывшую вслед за ними.

Во влажной молочной мороси то проглядывал плот охотников на уток, вооруженных луками и стрелами, то рыбацкая лодка, волочившая невод, полный даров моря – большую часть которых евреям запрещено употреблять в пищу, – то грузовая фелука со свертками восточных тканей. По красным колпакам все узнавали в них евреев, по гробу – что они везут мертвого. Одни сдергивали шапки в знак уважения, другие сплевывали в море и снова исчезали в молочно-белом caigo , словно их и не было никогда.

В те времена люди умели держать паузу. Никто не раскрывал рта, и только плеск мелкой волны и крики чаек не позволяли Гедалье увериться в том, что он оглох. Невидимые персты исчерчивали рябью серую гладь воды, хотя у сидевших в гондоле не было ни малейшего сомнения в том, кому они принадлежат, ведь разве не сказано в Писании: “Дух Божий витает над водою”.

Около двадцати часов прошло с того момента, когда Саломоне Альгранати обратился из живого тела в труп. Еще вчера от него пахло сушеными фруктами и вином, и вот ныне от него исходят тошнотворные испарения тления, словно миру наконец явился его истинный запах. В течение семнадцати лет Гедалья звал его отцом, хотя тот никогда не был этого достоин. Внешнее сходство между ними досаждало, но есть вещи, над которыми мы не властны. Когда речь идет о внешних чертах, геном берет верх над зарядом, который несет в своих складках душа. Гигантское тело, угловатость движений, мясистые губы, орлиный нос, липнущие ко лбу жидкие волосы, потные медвежьи лапы – все это было проклятьем Гедальи-отрока. Но это все, утешал он себя, – лишь внешняя оболочка. Плоть и кожа.

От отца Йехуды Мендеса, мясника, пахло кровью, от отца Элиши Фениги, кожевенника, – шкурами, от отца Эльханана Зеэви исходили ароматы свежей выпечки, и только его отец, ростовщик Саломоне, вонял деньгами.

Эта вонь вынуждала соседей совать нос в их жизнь:

– Что там едят эти двое, здоровые как гои, не о нас будет сказано?

– Что, как не наши проценты.

– Если они такие богатеи, отчего не переезжают в большой дом в Гетто Новиссимо? [36] Гетто Новиссимо – Новейшее гетто (венет.), самое позднее и маленькое из трех венецианских гетто. Основано в 1633 году.

– Большой дом – большие расходы!

– А почему Саломоне больше не женится?

– Может, все еще оплакивает жену, да будет благословенна ее память.

– Семнадцать лет оплакивает? Вдовец не покойник. Слыхали хоть раз о здоровом еврее, который не был бы женат?