Альфред Дёблин - Пощады нет

В тоске и муке, с глубокой душевной раной, бродил в эти дни Карл, полиция получила какие-то анонимные сведения, взяла под наблюдение рынки, то там, то тут задерживала кого-нибудь из юношеских шаек, установила слежку за подручными торговцев. Но улики оставались неясными, и внезапно оборвались вообще все нити. Такой оборот дела находился в прямой связи со смертью главаря. Его труп нашел как-то ранним утром возница, свозивший мусор в глухое предместье, где была, вопреки запрещению, городская свалка. Длинный парень валялся, окруженный многочисленной стаей местных псов, которые лакомились остатками пирожных из пакета, лежавшего около убитого, и грызли торчавшую из его кармана огромную сухую колбасу. Допросили двух девушек; те сообщили, что накануне вечером они гуляли здесь с одним господином, господина этого немедленно разыскали и тоже допросили, он все подтвердил: они собирались втроем отправиться в какой-нибудь сад на гулянье и, пока они договаривались, неожиданно подошла компания незнакомых парней, завязалась ссора и драка, после чего он с девушками поскорее унес оттуда ноги. Сведениями этими полиция удовольствовалась. Самый случай мало ее интересовал: потасовки со смертельным исходом не были редкостью в этой части города. Таким образом, шайка юнцов, прибегнув к помощи нескольких взрослых бандитов, решительно призвала к порядку своего главаря, который хотел ее предать. Это было для Карла спасеньем. Он ничего не подозревал и так-таки никогда не узнал об этом. Вскоре он совсем убрался с рынков, так как ему на каждом шагу шептали:

— Улепетывай! Скройся!

Он не сразу покинул опасные места, ему, в его тяжелом состоянии, даже хотелось, чтобы его арестовали. Это было бы местью ей, матери. Но ничего не случилось. Он предназначен был для другого: не сразу погибнуть, как главарь этой шайки, от удара набитого песком мешка, а тихо сгорать на медленном огне.

Люди обладают различной прочностью. Некоторые, как Марихен, гибнут, точно бабочки, в ранней юности, другие умирают внезапно среди работы, от несчастного случая, третьи живут долго, они выносливы, как слоны, им суждено претерпеть все в жизни, им не позволено от чего бы то ни было уклониться, они полностью должны оплатить все счета. Но как бы они ни берегли свои силы, когда-нибудь да приходится и им сделать последнюю ставку.

Был день, когда мать прокляла себя за то, что она сделала. Как-то утром Карл, встав и одевшись, со стоном заметался от окна к окну, не объясняя, в чем дело. В это утро газеты сообщили, что на рассвете во дворе центральной тюрьмы обезглавлены оба пойманных недавно политических преступника. Один из них был тот, в устройстве побега которого из тюрьмы Карл принимал участие. Тогда эти двое заключенных мигом вскочили в фургон, приготовленный Паулем, а потом, в толчее у крытого рынка, незаметно выскользнули из него и, отойдя уже довольно далеко, бросили Карлу благодарный взгляд. Он увидел этих сильных, спокойных людей, знавших свою дорогу, свой правильный путь, — он им помог. Он потерял их тогда, навеки вечные потерял. Они исчезли в водовороте, среди корзин и людей, храбрецы, чей взгляд запечатлелся у него в сердце. И вот, оказывается, он не спас их. Их обезглавили. А он сидел здесь, в этой комнате.

Его залитое слезами лицо с дико оскаленными зубами заставило мать отступить. Это было хуже гневных вспышек мужа. Ее охватила страшная тревога, не связан ли Пауль с этими политическими историями, о которых сообщали газеты. Она пристала к Карлу, допытываясь у него, так ли это, но из него нельзя было вытянуть ни слова. конец, он выдавил из себя злое: нет!

Это она виновата в их крови!

Теперь, когда рынок для него был закрыт, и он и мать сочли для себя настоящим благодеянием, что дядя определил его учеником к себе на фабрику. Мать предварительно все подготовила. Ссылаясь на тесноту своей квартиры, она отдала брату Марихен, чтобы этот скряга хоть в чем-нибудь чувствовал себя обязанным ей.

Детский голосок согрел его дом, хотя ребенок долго плакал и рвался к матери и никак не хотел в чужом месте ложиться спать. Карлу, своему старшему сыну, она завоевала место на мебельной фабрике брата. Карлу отвели там работу, и семья вдовы, прочно связавшись с семьей брата, пошла в гору.

Мать добилась переезда из тесной квартирки на пятом этаже в трехкомнатную квартиру на третьем этаже на той же улице. Мебель дал ей брат, деньги свои она вложила в квартирную плату; ей повезло; для двух комнат она нашла жильцов и, извлекая из этого небольшую выгоду, жила несколько просторнее, чем раньше. Брат, как и вся мужская половина ее семьи, отличался суровостью, смягчить его было нелегко, но за удовольствие жены играть с Марихен он платил сестре кое-какой помощью. Долгие годы она жила, тяжело перебиваясь со дня на день; но без милостыни, которую время от времени подавал ей брат, ей не свести бы концы с концами.