Альфред Дёблин - Пощады нет

Фабрика дяди жила другой жизнью.

Это была видная фабрика изысканной мебели и для того периода, предшествовавшего мощному экономическому расцвету или положившего ему начало, она считалась крупной.

Фабрика, с цехами для резьбы по дереву, для изготовления штучных изделий и мягкой мебели, была прекрасно оборудована. Карл знакомился с работой и материалами — деревом, обивочными тканями, конским волосом, пружинами. Дуб, ель, сосна — откуда только ни доставляли их — все эти деревья росли в лесах, на горах его родины. Крепкие люди, вооруженные топорами, пилами, веревками, собирались целыми отрядами и шли валить лес, а затем по санным дорогам, по лесоспускам свозили его с долины, сплавляли по водным магистралям, спускали по канатным дорогам (вечерами, на теоретических занятиях, ученикам показывали снимки), — все для того, чтобы строить для жилищ кровати, столы, стулья. Деревья очищали от веток, раскалывали, распиливали, иногда совсем тонко, на фанеру, которой покрывается более грубое дерево, складывали штабелями на складах, затем передавали в мастерские и цехи. Там уж дожидались чертежники с готовыми чертежами, мастера, подмастерья, ученики, вооруженные долотами, буравами, пилами, рубанками, дожидались токарные, шлифовальные станки, фанерные прессы, специальные сушильни, травильни, полировочные, лакировочные, бронзировочные камеры. Это был многогранный, здоровый труд, требовавший внимания, вышколенности глаза и точности мускулов; все это говорило о том, на что способен человек и какая прекрасная вещь — труд.

Карл учился и работал вместе с другими.

На место Пауля и Густава пришли ученики, подмастерья, мастера.

Это были рабочие из той категории нетребовательных и смирных, которую специально воспитывали государство и предприниматели. Рабочие эти употребляли те же слова, что Пауль и Густав, у них на многое были такие же взгляды, что у тех, но они были ручными. Они говорили: если у предпринимателя не будет заказов, у нас не будет работы, без капиталиста рабочий — нуль, не следует, конечно, со всем мириться, нужно отстаивать свои интересы, когда предприниматель снижает заработную плату, нужно добиваться страхования от болезни и несчастных случаев на производстве, женщина-работница должна получать из больничной кассы пособие на роды. Каждые две недели, а иногда только раз в месяц, рабочие собирались в задней комнате какой-нибудь пивнушки и все вместе, — мастера, подмастерья и младшая братва — ученики, — обсуждали такие вопросы, как вентиляция и чистота в цехах, как недопущение учеников к сложным машинам, обращение с которыми без предохранительных приспособлений было опасно. Затем собирались взносы для создания стачечного Фонда на случай, если бы хозяину вздумалось снизить заработную плату. — Возможна, — говорилось при этом, — и забастовка политического характера, если бы, например, правительство стало уже слишком завинчивать гайки. Кое-кто настораживал уши, но напрасно: ничего особенно грозного не имелось в виду.

Однажды, прикинувшись наивным, Карл заговорил о деятельности тех, других, ему хотелось услышать, как о них судили в этой среде. Ну, и досталось же ему! Сам мастер пустился в объяснения. По его мнению, эти молокососы были позором для человеческого общества; рабочий класс, — говорил он, — ничего общего с ними не имеет, это уголовные преступники, если только не провокаторы и шпионы, — так заявил он под гул всеобщего одобрения; что с возу упало, то пропало — лучше меньше головой среди них, чем марать весь рабочий класс. У Карла кровь прилила к сердцу. Мастер так разгорячился, что отважился даже на такую смелую мысль, что рабочий класс становится слишком грозной силой для господствующих классов и поэтому в его среду посылают бандитов, конечно, подкупленных, дабы расколоть его единство и облегчить буржуазии возможность наступательных действий.

— Правильно! Тише!

Мастер, широкоплечий серьезный человек в очках, пригладил седые щетинистые усы и отодвинул от себя допитую пивную кружку.

— Такие методы у нас не будут иметь успеха. У нашего рабочего есть школа. Это прежде всего — профессиональный союз, где сидят люди, нами выбранные, мы все их знаем, они пользуются нашим доверием. И они прекрасно понимают, как следует проводить наши требования. Если мы чего-нибудь добились, то только тем, что мы — масса, что мы сплочены. Ибо господствующий класс прогнил, насквозь прогнил, до мозга костей.