Альфред Дёблин - Пощады нет

Она стучала костяшкой пальца по столу.

— Сегодня, немедленно, возбуди дело о разводе,

Он молчал, — я не могу еще, с Юлией посторонний мужчина, это у меня в семье.

— Это верно, мама, что с Хозе?

— Немедленно возбудить дело о разводе, Карл.

(Она ускользает от меня, я не отпущу ее так легко.) Тихо, так тихо, что мать едва расслышала его, он сказал:

— Я ее верну.

— Ты сошел с ума, мальчик.

— Она должна вернуться. Она — член моей семьи. Она не смеет разбивать мне семью.

— А он?

— Я убью его.

Он встал.

— Ты видишь, мама, как я прав. Ее надо образумить. В крайнем случае, я за волосы притащу ее.

— Но, бога ради, Карл, неужели ты хотя бы палец протянешь за такой особой?

— Она — моя жена. Она должна вернуться.

— Это сумасшествие. И, кроме того, ты не можешь принудить ее.

— Она поймет, что у нее нет никаких оснований оставлять меня, что она поступает несправедливо.

— А он?

— Я убью его.

Но последние слова он произнес уж совсем тихо. Он погрузился в свои мысли (непостижимо!), он повторил свой вопрос:

— А действительно верно, мама, что с Хозе? Она с ним ездила?

— Эрих подслушал телефонные разговоры, которые они вели. Любовные разговоры.

— Чей разговор он подслушал?

— Юлии.

— Это правда, мама? С ним?

— Спроси у Эриха.

Карл, точно освободившись от какой-то мысли, которая держала его, как подпорка, внезапно со стоном уронил голову на стол:

— Тяжко это. Видишь, мама, так складывается моя жизнь.

Оба заплакали. Она обняла его, утешая. Но он лучше владел собой, чем она думала. Когда она спросила, неуверенная в его ответе, не пообедает ли он с ней, он утвердительно кивнул, он вчера не ужинал, надо поесть, надо быть сильным. Она так обрадовалась его словам, что, как ребенка погладила этого большого мужчину по щекам.

Почему Карл, молчаливый попрежнему, — он и вообще-то не отличался многоречивостью, — так хорошо владел собой, легко было объяснить: его занимала Юлия и этот, непонятным образом, внезапно вынырнувший Хозе. Карл не думал больше: непостижимо. В непроизвольном и неосознанном, бурном и безудержном смещении, которое произошло в его душе, обе эти фигура слились в одну. Юлия и Хозе, Хозе и Юлия, они были единым новым объектом, объектом, выворачивавшим ему все нутро наизнанку. Страшная, все растущая, просто чудовищная сила шла от этого нового образа, который Карл носил в себе. Юлия — Хозе. Он не отдавал себе отчета, что вызывал в нем этот образ: ярость, желание мстить, ненависть. Чудовищем, сверхчудовищем навалился он на Карла, и Карл единоборствовал с ним, спрашивать и гадать он не мог. Чудовище смутно ворочалось, гнало его, когда он приходил на фабрику, из знакомых фабричных зал; такой власти Юлия никогда не имела над ним. Ему казалось, что ему легче, когда он носится по улицам. Он зашел в почтовое отделение и разыскал в адресной книжке адрес Хозе, — что-то заставляло его это делать, — вот он, этот адрес, вот это имя. Карл положил на место книжку, захлопнул ее. Гляди-ка, она лежит здесь открыто, доступная всем, имя Хозе огненными буквами горело на бумаге, сквозь толщу страниц и картонный переплет.

Карл взял такси и поехал туда, где жил Хозе, он знал дом, в котором находилась его квартира. Он тут часто бывал с Юлией. Вот он, этот дом, с модными каменными балконами, широкими низкими окнами, через эти двери он входил вместе с Юлией, а потом не раз она одна легко скользила в эти же двери, когда он, Карл, был в отъезде или работал у себя на фабрике, тот отпирал ей, на ней, конечно, была шляпка, которую я потом видел, но по шляпе ничего не заметишь, а тот дожидался Юлию наверху. — Шел дождь, Карл зашел в подъезд напротив влекущего его к себе дома и стал смотреть. — Вот, на третьем этаже, вот эти окна, этот балкон, Юлия — Хозе, вероятно, они отваживались иногда выходить на балкон, думая обо мне, назло мне. Они, они (колеса задвигались, поднялся шум, застучали машины), они (он задыхался, он не отрывал глаз от дома напротив, он слился с обоими в жгучем объятии, судорога свела его колени).

Он вышел из подъезда, пошел по самой обочине. Я должен отомстить ей, я должен наказать ее. Он видел ее хрупкую фигурку, ее рыжие волосы, берет, надвинутый на ухо, она шла быстрой, изящной походкой, она торопилась к тому, — он ощущал это на языке, — я должен ее наказать! И вдруг опять, опять что-то шевельнулось в нем, это исходило от нее, — ужасное, жестокое, жгучее, острое, ошеломляющее обаяние.

Так провел Карл дождливый день, в который он узнал о Хозе. Карл взял такси. Он поразил Эриха своим появлением в аптеке. Эрих страшно обрадовался, он уже было звонил на фабрику. Однако в столовой, куда они вошли, он испугался — такое было измученное лицо у Карла, — но не подал виду, сказал лишь, что Карлу необходимо уехать, если он хочет, то можно поехать вместе.