Альфред Дёблин - Пощады нет

— Мама говорила. что ты встретил в горах Юлию. Расскажи, как это было, и о Хозе.

Итак, имя Хозе было, значит, и здесь произнесено. Могло повториться прежнее, интересно, во что оно сейчас вылилось бы. Эрих отлынивал, но Карл резко сказал:

— Говори все, что знаешь.

— Это ужасно, — начал Эрих, и хотя он жалел брата, ему все же пришлось рассказать о телефонном разговоре, — это ужасно, Карл, я не знаю, что там у вас с Юлией было, но злой она мне не показалась, она о тебе ни разу плохого слова не сказала и, что самое ужасное, — они, повидимому, по-настоящему любят друг друга.

И, по настоянию Карла, Эрих, изумленный внимательностью, даже какой-то жадностью, с которой Карл его слушал, — приводил подробности этих телефонных разговоров. Он видел, как Карл впитывал в себя каждое слово, он передавал ему и то, что знал от Ильзы, рассказал, как Ильза была растрогана. Удивлявшее Эриха выражение лица Карла не менялось, он как будто за словами Эриха слышал еще что-то. Эрих думал: как он ненавидит ее, он собирает против нее улики, он положительно въедается в каждое слово. Потом лицо Карла разгладилось, он похлопал Эриха по плечу:

— Мы одолеем и эту штуку.

Некоторое время он посидел еще один, погруженный в себя: Эрих вышел, ему нужно было в аптеку. В последнее время он стал внимательнее относиться к своим делам: пример брата, по которому кризис так ударил, испугал его. Истории с майором, семейная катастрофа, любовным разговор Юлии, — все это страшной тяжестью легло на мягкого Эриха. Что будет с братом, что грозит всем им? Счастье, что хоть мать жива.

Хозе должен был отправиться вслед за Юлией. Она переехала границу, чтобы быть вне досягаемости на случай, если бы Карл пустился на поиски. Она жила у родственников отца в маленьком сельском городишке, где дожидалась перевода Хозе в другую страну, но дело это затянулось. Ей было особенно страшно за детей. Она писала Хозе, чтобы он остерегался Карла, Карл — человек, не знающий уступок, он, вероятно, чувствует себя очень уязвленным и собирается мстить. Она просит Хозе все бросить и ехать сюда. Но это было не так просто. Юлия, хотя и не брала денег у Карла, — ее родители были состоятельны и помогали ей, — но долго так продолжаться не могло; если она получит развод от Карла, то уж денег от него ждать нечего, а поженись они сейчас с Хозе, им обоим, в случае, если бы он потерял свое место, нечем было бы жить. После одного такого, полного отчаяния, телефонного разговора, Хозе приехал к Юлии.

— Бога ради, Хозе, что это будет, ведь я не могу приехать к тебе в город.

— Я не нахожу выхода.

Все же приезд Хозе успокоил Юлию. Но вскоре он позвонил ей из города, что на его прошение о переводе ответили отказом; на этом месте он служит очень недолго, личные мотивы, которые он привел, произвели неблагоприятное впечатление, в ближайшее время ему придется приналечь на работу, чтобы в один прекрасный день не оказаться перед фактом отставки. В ответ на вопрос Юлии, не может ли он через некоторое время повторить свою просьбу о переводе, он сказал, что его небольшая страна также сильно затронута кризисом, должности в зарубежных представительствах, по мере возможности, сокращаются, и надо поэтому действовать соответственно с положением вещей.

— То есть? — спросила Юлия.

— Тебе приехать сюда.

Он услышал всхлипывание, затем:

— Нет, — после чего она повесила трубку.

Она писала ему: «Я не могу поселиться с детьми поблизости от Карла, мы хотим с тобой начать новую жизнь, почему ты не щадишь меня?»

Когда Хозе, спустя две недели, перевез ее из цветущего городка, утопавшего в благоуханиях мая, в столицу, она была почти в таком же состоянии, как и в первые дни разрыва с Карлом. Она боялась Карла. Но Хозе устроил ее в отдаленном, мало популярном предместье у маленького озера. Они поселились в дешевом домишке, куда он перевез свои книги и кое-какую простую мебель.

Его роскошная холостяцкая квартира была лишь коротким сном.

Юлия и Хозе, начинавшие свою совместную жизнь в эту чудесную пору раннего лета, слегка опасались Карла (когда-нибудь ведь должно произойти объяснение с Карлом насчет судьбы детей и развода), хотя и не имели, в сущности, никаких оснований его бояться. Для него нет больше «Юлии». Разве она вообще когда-нибудь существовала для него? Она была лишь подарком, который преподнесло ему общество, теперь даже гордость и радость от этого подарка, и те стерлись. Юлия была с посторонним мужчиной, разрушителем их брака, они составляли вдвоем тот страшный образ, который Карл носил в себе, — смешение прелести со злобой. Это была повседневная пытка. Его внутренний мир, все сокровенные тайники его души были жестоко взбудоражены. Он не понимал, какие силы действуют в нем, он лишь ощущал себя жертвой, чем он не был и в то же время был. Общество, класс, жизнь которых он вел, к благам которых он стремился, отступились от него, оттолкнули его, в скором времени они нанесут ему новый тяжкий удар (он предчувствовал это). И тут в нем зародилась какая-то сила, раньше не существовавшая, — ей раньше запрещено было существовать, — она властно заявила о себе и, равнодушно наблюдая, как рушится все вокруг, как бы выглянула на открывшийся простор. Но как только она отрывалась от понятий окружавшей Карла среды, она могла только блуждать в темноте и лепетать что-то нечленораздельное.