Альфред Дёблин - Пощады нет

И он опустил голову: не знаю! Меня уничтожают. Я ничего не могу удержать.

И пока он стоял в столовой, вслушиваясь в пространство, в сияющие, освещенные комнаты, дом его снова преобразился. Из него вырвана была Юлия, существо, которое он, Карл, окружил самыми дорогими и ценными вещами, сделавшими дом таким светлым и уютным. И Карл задрожал всем телом — кончена его семейная жизнь. Что оставалось? Фабрика, кризис, политика — он думал об этом с отвращением. Оставалась только смерть.

В этот же поздний вечерний час, когда Карл сидел, не раздеваясь, в своей спальне, и бесплодно еще и еще раз оглядывал свою жизнь, думал, не будучи в состоянии думать, — в двух часах езды по железной дороге, в гостинице маленького городка, Юлия разрывалась от горя. (Через день, однако, она будет плакать счастливыми слезами над корзиной цветов: «Настоящий человек».)

Как гончар обходит смерть людей, обстукивает их, и, если кто-нибудь зажился на свете, она находит место, где есть трещина, и ударяет по нем. Пощады нет.

В эту пору государство грузно село на трон и приняло навязанный ему бой. Государство стало вмешиваться в дела, к которым до сих пор не имело никакого отношения. Оно давало заказы, оно взяло на себя контроль над ценами, само диктовало цены, командовало банками и промышленностью, регламентировало их действия.

Однако, многим казалось, что этого еще мало. Кризис незаметно выдвинул в порядок дня коварный вопрос: «Кто является государством и чьим оно является?» Высоко вздымались волны опасного возбуждения, беспокойство проникло даже в высшие круги. В различных группировках, образовавшихся в столице и в провинциальных городах, говорилось обо многом. В одной такой клике, — к ней принадлежал Карл, — некий старый помещик, представитель знатного рода (в его поместья ему уже ничего не принадлежало, банки выставили бы и его самого, но кто в такое время покупает недвижимое имущество!) заявил, чуть не плача:

— Милостивые государи! Что стало с нашей страной? Наша родина, наше любимое отечество. В чьи руки мы попали! Что обрушилось так внезапно на нас? Нас гонят с нашей земли, которую предки наши отстаивали грудью. Мы на пороге нищеты. И за что все это, милостивые государи, за что? Устраивали мы Содом и Гоморру? Никто из нас особенно не роскошествовал, за редким, незначительным исключением. А к чему мы пришли? И вместе с нами — государство, которое строили наши предки? Они распродают любимое наше отечество оптом и в розницу. Все это объясняют кризисом. Но разве, упаси боже, мы можем допустить, чтобы здание, в котором живем мы и наши дети, рухнуло, хотя бы из-за кризиса? Государство вмешалось, но зло не пресечено. Кто какой-нибудь десяток лет назад считал бы возможным положение, создавшееся ныне? Я прошу вас, я заклинаю вас, милостивые государи, приостановите растущее зло. Не щадите своих сил. Во имя горячей любви к той земле, которую мы хотим передать нашим детям, которую мы получили от наших родителей. Подавите поднимающийся мятеж. Во имя тех, кто веками грудью своей защищал нашу родину и поливал землю нашу кровью своей.

Иначе, более трезво, говорили сторонники наступления, как, например, тот уже не молодой офицер, у которого кризис унес приданое жены, но пока еще семья держалась на жизненном уровне своего круга.

— Нытьем не поможешь. Бездействие во все времена лишь вредило. Государство у нас теперь только на бумаге. Я не знаю, чем оно вообще занимается и ставит ли оно перед собой другие задачи, кроме содержания армии, полиции и выдачи пособий бедным. К этому прибавляется еще несколько пустяков, бездарных предприятий. А тем временем у нас высыхает мясо на костях. С головы до ног. Ощутимо и бесспорно. Не будем закрывать глаз. Кое-кто еще сохранил свои именья или дома, но в самом ближайшем будущем эти люди предпочтут конуру портье, только бы сэкономить на освещении и иметь возможность обойтись без прислуги. Полные товаров магазины пустуют — некому покупать, рабочие сидят без работы. Как можно, глядя на все это, оставаться равнодушным? Когда полк солдат отправляют в засаду плохо оснащенным, то вешают полковника, если, конечно, его находят. А когда целый народ обирают так, как обирают нас, можно сказать, ежечасно, и пичкают при этом успокоительными пилюлями, то тут уж надо дать по рукам, да так, чтобы все полетело к чорту. Правительство — это кучка жалких идиотов. Чиновников надо к чорту гнать. Кому они нужны? Страна наша богата и трудолюбива, у нас миллионы крепких рук, обилие машин, людей — больше, чем надо. Надо запереть границы, через каждые десять шагов поставить пикеты и стрелять во всякого, кто захочет проникнуть по ту или другую сторону рубежа. Мы в крепости. Мы окружены колючей проволокой и окопами. И мы подчиняемся единственному лозунгу: работать, сколько влезет. Привлечь всех безработных. Когда работают, тогда находится что жрать. Земля родит, потому что в нее вложен труд, а не деньги. К чорту! Неужели об этом нужно говорить. На нас напала шайка разбойников. Деньги — это воплощение жульничества, направленного к тому, чтобы обкрадывать труд. Надо закрыть биржи, закрыть банки, ростовщиков повесить, все деньги открыто предоставить в распоряжение государства, и я не я, если мы тогда не сможем продержаться.