Александру Ивасюк - Половодье

Во всяком случае, Дэнкуш обрадовался и подумал, что, конечно, люди уже знают обо всем. Он не ошибся, кто-то из соседей или родственников Стробли сообщил о его убийстве на станцию — пришел туда, где собрались люди, и кому-то шепнул, тот — другому, и при каждом пересказе число слушателей увеличивалось. Так или иначе, меньше чем через четверть часа всем все стало ясно — скорее, чем в кабинете префекта, и без логически безупречных вопросов прокурора Мани.

Самые нетерпеливые отправились к месту нового преступления банды Карлика. Во дворе стояли двое полицейских, которые преградили людям путь.

— Не велено, — сказали они. — Должны прийти прокурор и врач.

— Почему его убили? — спросил кто-то.

Полицейский не ответил, а просто закрыл ворота. Ни один из полицейских в отсутствие Месешана не решался сказать, будто Стробля виноват в совершенном на вокзале преступлении и сопротивлялся при аресте. Стражи порядка, вчерашние крестьяне, повторяли только, что пускать не велено, ничего не объясняя, никого не оправдывая; у них были суровые и упрямые лица служак, неукоснительно исполняющих приказ; такие будут молчать, даже если что-нибудь и знают. Не их это дело, служба есть служба — надо же как-то зарабатывать свой хлеб.

Несколько человек все же остались у дома Стробли, но большинство вернулись на вокзал. Сходили они не зря, многое все же выяснили. Они уже точно знали, кто такой Стробля, знали, что он жил уединенно и человек был хороший: давно уже не имел ничего общего с Карликом, хотя и был связан с ним когда-то в молодости, еще до войны, но потом перестал заниматься контрабандой и стал резчиком по дереву. Кто-то из прохожих слышал, как он работал допоздна у себя в мастерской. Понятно, не могло быть и речи о том, что это он убил Леордяна. Рано утром, еще затемно, столяр снова взялся за дело, но тут пришли полицейские в сопровождении нескольких человек явно из банды Карлика, а потом раздался выстрел, потом кричала жена Стробли, которую старший комиссар Месешан увел в полицию.

За час-полтора сложилось общественное мнение, и человек дотошный мог бы составить полное досье, со всеми неопровержимыми доказательствами, которые пока еще были достоянием десятков лиц. И так собралась группа решительных людей, знающих правду, и двинулась к префектуре, полагая, что там уже находятся Дэнкуш, квестор и старший комиссар Месешан. У них не было никаких определенных намерений, они еще ничего не требовали, кроме восстановления справедливости и наказания преступников.

Матусу тоже все рассказали; он побежал к дому Стробли, пытался войти, но и его полицейские не пустили, он стал с ними перебраниваться, а потом ему пришла в голову странная мысль. Он не пошел вместе со всеми в префектуру, хотя следовало рассказать Дэнкушу, что произошло, — ведь было ясно, что Месешан попытается выгородить Карлика и его приспешников и превратно представить события. Как бы он не обманул Дэнкуша! Движимый непреодолимым подозрением, Матус, не совсем отдавая себе отчет о том, что делает, направился к вилле Грёдль, к дому Карлика, его резиденции, его государству. Он никому не сказал, куда идет, даже другим членам комиссии, даже своему лучшему другу Букуру, — он боялся, что об этом узнает сестра и, конечно, она воспротивится.

Матус отправился один. Он шел быстрыми шагами по пустынным улицам буржуазного квартала, где еще с утра узнали о случившемся от слуг, молочниц и других поставщиков; жители этих улиц не жалели сторожа, но не сочувствовали и Карлику или Месешану; они жаловались на смутные времена, когда человеческая жизнь, их собственная жизнь, равно как и весь ее уклад, находится в опасности. Прошел Матус и мимо дома номер девятнадцать, где жило семейство Дунки: окна в доме были плотно занавешены, тяжелые ворота заперты на засов, а четыре женские головы, заполнявшие промежутки между окнами фасада, казалось, глядели на замерзшую улицу с кроткой нежностью (впечатление создавали их искусно, как у кукол, уложенные гипсовые кудри).

Матус прошел мимо этого дома, не обратив на него внимания, он не знал, что там живет Пауль Дунка, да никогда о нем и не слыхал; для молодого энергичного парнишки, рыжеволосого, с жесткими веснушчатыми руками, не было скандальной неожиданностью, что адвокат, потомок одного из самых видных семейств города и района, связался с бандитом Карликом. Так и не взглянув на старинное респектабельное жилище, Матус пошел дальше, к вилле Грёдль. И, только завидев издали ее гордые очертания, остановился и стал внимательно к ней присматриваться. Из-за угла, из-за забора, из каждого окна на него глядели или могли глядеть испытующие, беспощадные глаза, и Матус глубоко вдохнул морозный воздух и вдруг почувствовал неприятный озноб. Он завернул за угол и направился прямо к берлоге врага, берлоге своих смертельных врагов, которых он твердо решил уничтожить.