Александру Ивасюк - Половодье

Через Месешана, как и через адвоката Дунку, кое-что перепадало и ему, префекту. Но сейчас было не время об этом думать. Он ничего не знает, ничего не слышал. Итак, он был само удивление: неужели Месешан стрелял в коммунистов и в этом запутанном деле была замешана спекуляция?

Как хорошо было бы не быть здесь — получить вызов на заседание в Бухарест или вообще куда-нибудь уехать! Если немножко поразмыслить, может, удастся с этим развязаться, сделать так, чтобы эти тревожные события как бы и не совершились. Решено, это была просто шутка. Зловещая шутка, состоящая в том, что полиция убила несколько неизвестных или, нет, — политического вождя. Он уже не сомневался, что человек, убитый на вокзале, был политическим вождем коммунистов. Может быть, настоящим их руководителем, тайным руководителем, агентом № 3, или № 5, или № 7, или № 77 (когда-то он прочел роман, где происходило нечто подобное и где конспираторы назывались по номерам). Или их ликвидировал Месешан — может, на то у него были свои секретные причины?

На сей раз префект был искренне, всерьез испуган. Сам того не зная, он вмешался в опасную игру тайных сил, очень могущественных и глубоко скрытых. Сердце в груди его билось торопливо, как спешащие часы, и все сжималось, сжималось… Он сел в кресло, квестор сел в другое, они таращили друг на друга глаза и беспокойно ерзали.

В кабинете было темно, и он казался префекту необычайно сумрачным и торжественным — тяжелая мебель, на стене суровый портрет воеводы со скипетром. Глаза его остановились на большом серебряном подсвечнике, стоявшем на камине, — подсвечник был тоже тяжелый, с цветами и листьями, и поставлен он был туда десятилетия назад, в императорские времена, его предшественником, который любил вносить в свои занятия похоронную помпезность.

Префект Флореску быстро перекрестил нёбо кончиком языка, потому что представил себя мертвым, на катафалке, с толстой высокой свечой в этом таинственном подсвечнике у своего изголовья. По обе стороны катафалка стояли какие-то важные люди, куда более высокие, чем Марин Мирон (кто знает, по какой тайной связи возникла эта ассоциация), потому он так и смотрел перед собой выпученными глазами. Это был заговор, в котором оказался запутан и он. Но прежде чем окончательно соскользнуть на странную, зыбкую почву, на которую толкала его судьба, он все же отважился задать вопрос:

— Скажите, а вы совершенно уверены, что это Месешан его ликвидировал?

Квестор испугался, что, выдвинув какие-то обвинения против Месешана, он впервые потерял благоразумие и открыл свои тайные замыслы — и кому? Человеку, которому совсем не верил, несмотря на выказываемое им дружеское расположение. Еще не пришло время, материал еще не готов, он еще не все собрал, есть еще неясности, вопросы, остающиеся без ответа. Рано, слишком рано. Но делать нечего. Жребий брошен, и теперь он покатится в пропасть.

Он ответил:

— Нет никакого сомнения. Он. Он возглавляет все незаконные действия.

— И вы это знали?

— Да. Но мне еще нужны были доказательства! А теперь он сам себя разоблачил.

Префекта охватила настоящая паника. Квестор собирал доказательства! На кого же работает этот маленький и на вид безобидный человек? Кому он намеревался поставить эти доказательства? Или он послан сюда министерством внутренних дел, которое находится в руках коммунистов? А он-то, префект, все боялся Дэнкуша и делал попытки сблизиться только с ним! Однако он осмелился задать еще один вопрос:

— А легионеры?

Квестор Рэдулеску серьезно кивнул. И те заодно с Месешаном. Префект вдруг увидел лазейку, и его захлестнула надежда. Тут он мог оправдаться, у него были все аргументы.

— Господин квестор! — воскликнул он. — Я всю свою жизнь был антифашистом. Вы ведь знаете, что я скрывался, когда они свирепствовали, мне грозила смерть. И не только мне, но и моему начальнику. Господин вице-председатель кабинета — это широкоизвестный факт — спасся только в последнюю минуту. Почему вы мне ничего не сказали? Ведь ваш долг — меня информировать! Надо было принять все меры. Органы общественного порядка должны были в этот серьезный момент нашей истории охранять жизнь людей, ценных для государства. Вы отдаете себе отчет? — продолжал прозревший префект. — Развал блока — вот что за этим последует! Выдающийся руководитель важной политической группировки убит полицией, и это в уезде, где я, представитель либерально-демократической партии, поставлен, чтобы наблюдать за общественным порядком! Господин квестор, выходит, что из-за вашей неосмотрительности я подыграл реакции.