Александру Ивасюк - Половодье

Префект собирался отпустить Мирона, и несколько минут ум его был занят соображением, выставить ли вон эту человеческую машину или нет. Наконец он пожал плечами и оставил Марина на месте. Потом, точно желая посоветоваться, взглянул на огромный, во весь рост, портрет легендарного воеводы здешних мест, в шлеме и широкой расшитой мантии, положившего твердую руку на скипетр. Но воевода, казалось, был занят только своей улыбкой. «Им было легко, — подумал Флореску. — Не устраивает — хлоп! — и голова долой. Хорошо сказано: «Не сносить головы». На секунду ему, словно сквозь дымку, представилось, как он, исполненный воинственного духа, приказывает рубить головы; но лишь на секунду, потому что на самом деле он был человек мирный. Проходили минуты, на улице разыгрывались серьезные события, Марин Мирон ждал, медленно шевеля губами, — он готовился что-то сказать и наконец произнес:

— Господин префект, давайте позовем Дэнкуша. Посмотрим, что он прячет за пазухой, чего он хочет, что собирается делать.

Флореску посмотрел на него как на сумасшедшего. Только Дэнкуша ему сейчас не хватало! Сколько раз он пытался приблизить его — ведь они были в одном блоке! Он приглашал его домой, предлагал ему любую помощь, совместную работу, дружбу, признавался ему даже, что он «демократ по призванию», давал ему понять, что не держится за безраздельную власть, что его услуги не будут ограничиваться лишь тем, что предписывается теперешним политическим альянсом.

Одним словом, предлагал плодотворное сотрудничество. Но наталкивался все на то же молчание, на желание избежать каких бы то ни было принципиальных дискуссий, например по вопросу о демократии. В его обществе Дэнкуш проявлял интерес лишь к текущим событиям.

— С какой стати я буду звать теперь Дэнкуша? Нет. Пускай он сам ко мне придет и объяснится.

— Призовите его к порядку! — упорствовал Марин Мирон.

— Нет. Не сейчас. Господа! — сказал префект, возвышая голос, хотя перед ним был всего один слушатель. — Господа, ситуация серьезна и разрешить ее — не в нашей власти.

Марин Мирон как-то странно посмотрел на него, и его собственная мудрость — тоже мудрость поклонника демократии — проявилась в невысказанном, но жестоком проклятии.

И тут префект нашел выход.

— Беги, — сказал он, — и срочно позови главного прокурора и квестора [30] Крупный полицейский чин. Рэдулеску.

— Квестор в приемной, — сказал Марин Мирон.

— Так что же ты молчишь? Стоишь здесь, смотришь на меня и ничего не говоришь! — закричал префект и собственной персоной вышел в приемную, где и правда скромно сидел в кресле квестор Рэдулеску, задумчиво покуривая сигарету. Секретарша что-то срочно перепечатывала на машинке, не обращая на него ни малейшего внимания. Префект кинулся к нему, вытянул его из кресла, потом долго и энергично тряс ему руку двумя руками сразу — это был его старый способ демонстрировать свои теплые, дружеские чувства к приятелю или противнику, ведь каждый противник может в будущем стать другом. Потом, не выпуская его руки, он затащил Рэдулеску в свой кабинет и принялся кружить с ним вместе по ковру. Квестор держался на полшага сзади. Марин Мирон почувствовал отвращение к этой карусели двух коротышек (квестор, как и префект, был маленького роста); он повернулся на каблуках и вышел из кабинета, хлопнув дверью. Но дверь была мягкая, обитая и закрылась тихо — двери важных кабинетов не предназначены для того, чтобы ими хлопать. Был слышен лишь энергичный скрип сапог — это префект продолжал кружить по кабинету, в порыве дружеских чувств волоча за собой шефа полиции — человека, с которым он мог договориться.

— Скажи мне, ради бога, господин Рэдулеску, заклинаю тебя нашей старой дружбой, что это за безумие?

Квестор перевел дух (он задыхался от быстрой ходьбы), на секунду задумался и ответил только:

— Я не нахожу Месешана. Он исчез, словно сквозь землю провалился.

— Они убили Месешана?! — закричал префект.

— Не знаю. Но я его не нахожу. Он был на станции, потом оттуда куда-то пошел и не вернулся. Так доложил мне дежурный.

— Послушайте, — объявил префект, — ситуация в самом деле серьезная.

Начальник полиции молчал.

— Может быть, и серьезная, — предположил он вяло, он вообще был вялым, ленивым, будто окутанным ватой, и, как ни странно, именно этому он был обязан своим недавним быстрым восхождением.

Получив юридическое образование, он попытался заняться адвокатурой, но безуспешно. Записавшись в коллегию адвокатов, он бродил по залам провинциальных судов, краешком глаза приглядывая себе клиента. Однако не решался к ним подступиться, они же принимали его не за адвоката, а скорее — за клиента-обманщика из новичков-правонарушителей.