Сотни раз Сайрус Уорнер слышал эту теорию и не был согласен с ней, она была слишком банальна. Он не дал доктору Кайюсу распространиться о взаимосвязях между порядком, законом и свободой, это было бесполезно. Он внимательно осмотрелся и задал несколько конкретных вопросов, связанных с тем, что происходило. Они пробрались сквозь кричащую толпу и дошли до ограды виллы. Их присутствие не было замечено никем. Сайрус Уорнер, как обычно в таких случаях, чувствовал себя совершенно уверенно. Он осмотрел здание виллы и захламленный двор между решетчатой оградой и постройками, приметил разрушенные бассейны. Вид грязных, разбитых или заколоченных досками окон, одиночество среди этой толпы, которую он не понимал, какое-то внутреннее смятение вызвали в его памяти нечто давно забытое.
Громадный дом с белыми колоннами, с огромными окнами, которым надлежало пропустить через себя как можно больше солнечного света, а перед домом обширная зеленая лужайка, не тронутая тропинками, покрытая сочной травой, которую питала не только земля, но и воздух недалекого океана. И он, одетый в матросский костюмчик, обутый в высокие ботинки, зашнурованные до середины икр, шагает по этому толстому зеленому ковру, держась за руку доброго дедушки, человека с густыми и совершенно белыми волосами.
Добрый и всемогущий дедушка! Ему все подчинялись столь же естественно, как господу богу. В детском представлении Сайрус связывал власть не с суровостью и жестокостью, а именно с добротой. Дедушка Бэрч мелкими шажками проходил по дому, по саду, вдоль конюшен с племенными жеребцами, вдоль гаражей или по кабинетам своей редакции, нарочно ведя с собой за руку внука. Все, завидев их, вставали, если сидели, становились невероятно серьезными, если смеялись; у них менялось выражение лица, менялись голоса, к каждой фразе они добавляли слово «сэр». К великому Бэрчу К. Бэрчу обращались не с длинными фразами, а с короткими предложениями, столь простыми, что они доставили бы радость любому ученику, осваивающему синтаксис.
«Да, сэр. Благодарю вас, сэр. Вы правы, сэр!» — это были самые употребляемые слова. И дедушка был так добр, так любезен со всеми этими людьми! Казалось, люди боятся его, но эта боязнь была необъяснима. Можно бояться мисс Картли, гувернантку, она вспыльчива и страшна во гневе. Или маму, когда она теряет свое и без того короткое терпение и кричит на тебя. Но никак нельзя бояться дедушки. Он добрый, мягкосердечный, и люди, естественно, уважают его, возможно именно потому, что он самый добрый.
Однажды он присутствовал при ужасной сцене. Мама, немного пьяная от выпитой ежедневной порции шерри, разгневалась на самого дедушку, ухватила с низенького столика большую японскую вазу, в которой лакей-японец Масаки заботливо расположил несколько тонких, нежных веточек с желтыми цветочками, распространявшими по всей комнате приятный, сладковатый запах, и бросила ее оземь, истерически крича, странным образом скривив рот на сторону. Ее волосы словно зашевелились на голове, как у женщины на картине со змеями вместо волос. Но дедушка остался таким же спокойным и добрым. Он сказал лишь: «Тебе нужно пойти и принять ванну, Ви. — (Маму звали Виола.) — Не то тебе станет плохо!» Она ушла, не переставая кричать, но часа через два вернулась и попросила прощения, а затем уехала из дому, и никто ее не видел около полугода. «Люди позаботятся о маме, — говорили ему. — Она путешествует, чтобы поправиться!»
Вернувшись, она как-то странно, почти со страхом обняла сына, а с дедушкой вела себя мягко, вежливо, но с какой-то печальной робостью.
— Мне очень приятно, что ты себя лучше чувствуешь, Ви, — сказал ей дедушка. — Сейчас ты себя хорошо чувствуешь, не так ли?
— Да, папа, — ответила она, не подымая глаз.
Потом, вскоре после своего возвращения, мама тихо умерла, желая подольше поспать, как объяснили мальчику. Она приняла изрядную дозу снотворного. А его отец исчез, уехал играть в бридж на Золотой Берег. Он был великолепный игрок, только дедушке Бэрчу проигрывал, и тот беззвучно смеялся, принимая выигрыш в размере 6 долларов 50 центов, который аккуратно прятал в карман жилетки.
Позже мальчик услышал, что его отец не стеснялся выигрывать даже у герцога Уэльского (которого называли, как на континенте, «принцем Гелльским», мешая французские слова с английскими), хоть и знал, что тот вскоре станет королем Англии, императором Индии и всех заморских территорий — повелителем чуть ли не половины человечества. Но отец, словно дурачок, поддавался дедушке Бэрчу, выбрасывая тузы, как великий князь Николай Николаевич, что для него было такой же мукой мученической, как и для Баха, когда тот играл фальшиво в угоду какому-то епископу.
Читать дальше