Роберт Глэнси - Мелким шрифтом

Наши с ним отношения практически на точке замерзания; мы готовы вцепиться друг другу в глотку за малейший проблеск радости; чем больше Оскар лучится счастьем, тем тоскливее у меня на душе.

Я ставлю #### вместо названия компании, так как по закону не имею права его раскрывать. Знаю только, что это хитроумные производители жуткого оружия.

Для тех, кто не владеет языком юридических документов, перевожу: «китайская стена» — это воздвигаемая вокруг какого — либо клиента невидимая стена, которая противоречит интересам прочих клиентов компании. Теоретически при наличии «китайской стены» вы можете спокойно сотрудничать одновременно и с «Кока — Колой», и с «Пепси»: никто из работающих на компанию «Пепси» и словом не перемолвится с теми, кто связан с компанией «Кока — Кола». Это, разумеется, крайний случай: ни та ни другая компания не допустит, чтобы их интересы представляла одна и та же юридическая фирма, даже если бы поперек юридического офиса была буквально, по кирпичику, воздвигнута Великая Китайская стена.

Запретительная норма — кляп, которым затыкают рот средствам массовой информации, чтобы те не обсуждали деятельность какой — либо фирмы. Эта норма схожа с запретом на упоминание в печати, только не знаменитости, а целой компании, А суперзапрет — средство куда более сильное, нежели рядовой запрет. Обычная запретительная норма не позволяет журналистам обсуждать конкретное событие, но не препятствует появлению в печати, например, такого пассажа: «Компания “Бритиш Петролеум” привлечена к суду одной компанией, чье название не подлежит публикации, за не подлежащие публикации недружественные заявления; сумма иска не разглашается» .

А при суперзапрете от этого предложения осталось бы только: «… к… не… за… не…»

То есть суперзапрет выпотрошит все, кроме предлогов да частиц. Такая запретительная норма воспрещает даже упоминание компании. Даже малейший намек на нее. По силе воздействия это правовое оружие граничит с юридическим шаманством: все проблемы сразу исчезают и в буквальном, и в юридическом смысле. [66]

Именно так Оскар и живет — мысленно он регулярно налагает суперзапреты на все свои жуткие ошибки, аферы и позорные провалы, чтобы ничто и никогда ему о них больше не напоминало.

Могущество суперзапрета столь велико, что наша реальность уже кажется обструганной болванкой, — как если бы из разговора выскребли крепкое словцо.

Потом я понял, что причиной его озабоченно являлся я. Это я случился.

Когда он убрал руку, я испугался, что снова соскользну в невесомое безумие.

Эта обстановка лишь усиливает общее гнетущее впечатление. Вроде радуг и фей, которыми расписаны стены детских больниц. Никого этим не одурачить. Тем более детей: они бессознательно постигают трагизм жизни с ее условиями и примечаниями. Понимают, что боль и смерть феями не прикроешь. И ярко — абрикосовый цвет стен в моей конторе тоже не способен замаскировать укоренившееся в ней зло.

Все обстоит с точностью до наоборот. Раскрою вам большую тайну: на самом деле я не делаю ничего и зарплату получаю ни за что.

Я вижу, как целые предложения, написанные мною десять лет назад, появляются в совсем другом документе чужой фирмы. Меня изумляет живучесть таких фраз: сколько раз их вырезали и вставляли в сотни документов, они кочевали из нашей компании во многие другие, и — гляди — ка, вот она, смотрит на меня: полное, законченное предложение, со всеми положенными запятыми. Мое предложение, дитя мое. Постыдная гордость переполняет душу, но ведь по сути плагиат — самая искренняя форма лести. Папиным любимым примером была «запятая Грина»: уже на смертном одре Грэм Грин вставил запятую в один пункт завещания, и это привело к упорной десятилетней тяжбе за права на архив Грина между его законными наследниками и биографом.

Или даже проще: «Работа убивает».

Написав это, я понял, что Гэри не заслуживает даже упоминаний (равно как и Джордж).

Честно говоря, Гэри мне на самом деле не приятель. [76]

Скорее коллега. [77]

Собственно, даже и не коллега: как я уже говорил, он в моем отделе вообще не работает. [78]

Скорее он просто знакомый. [79]