Роберт Глэнси - Мелким шрифтом

— Я тебе не говорила, но доктор Миллз сказал, что лучший способ оживить твою память — это заниматься с женой любовью, и как можно чаще.

— Что ж, советами врача пренебрегать не стоит, — пробормотал я.

Ее рука скользнула под простыню; я разом задохнулся, весь стращно ослабел, кровь куда — то отхлынула, но женины ловкие пальцы мгновенно обнаружили место, куда предпочла ринуться моя кровь.

— М — м–м, — промычал я, — боюсь, меня надолго не хватит.

Она обезоруживающе улыбнулась:

— Не волнуйтесь, мистер [27], забеги на длинную дистанцию не для вас, вам всегда не хватало выносливости. А теперь, Фрэнклин, надо чуток расслабиться. Расслабься и предоставь все мне.

(Сначала все шло хорошо, а потом в один прекрасный момент — мы оба уже дышали тяжело и ритмично, — я неожиданно для себя выпалил:

— Хочу всем телом любить тебя, Элис [28].

Пытаясь справиться с нервным сумбуром в голове, я одновременно стаскивал с себя одежду, особенно досадуя на дурацкие боксерские трусы. Постепенно наш любовный пыл и темп достигли новой вершины; оправившись от стыда за собственный кретинский выкрик, я сделал резкое движение — и все тело пронзила острая боль, словно одно из незаживших ребер вонзилось прямо в нерв. Я взвизгнул, дернул ногой и залепил жене коленом в лицо — бах!

От неожиданности она резко выпрямилась, тело напряглось для новой атаки, лицо выражало полное недоумение. Мне хотелось уползти куда — нибудь и умереть.

Став на колени, я легонько провел ладонью по ее лицу:

— Боже, дорогая, пожалуйста, прости меня, кажется, я ударил теби коленом в лицо.

Она осторожно потрогала щеку:

— Ничего себе…

— Веду себя, точно вонючий школяр, черт побери, — бормотал я. — Умоляю, извини меня и забудем об этом [29]

.

По ее виду я решил, что она так и сделает: повернется на бок и заснет, — она же наклонилась, помогла мне стянуть трусы и сказала:

— Перестань, Фрэнклин, успокойся. Потом приникла ко мне, поцеловала в щеку и ласково положила руку мне на грудь, словно хотела унять бешеный стук моего сердца. — К чему спешить?

Распутав простыни, она сбросила их с кровати; мне стало страшно: лежу голый, совершенно беззащитный, мое бледное, покрытое шрамами тело рядом с точеным телом жены выглядит совсем неказисто. Она же, вроде бы не замечая этого, проявляет подлинную любовь ко мне. И — никаких оценивающих взглядов. Она взяла пенис в руки — так обычно держат приз! — и меня так и раздуло от гордости. Господи, до чего же потрясающая у меня жена! Она даже шутит.

— По крайней мере, эта часть вашего тела, мистер, только крепчает, — с эротичной хрипотцой проговорила она.

Я опять пошевелился, но она остановила меня, толкнула на спину и, перекинув через меня ногу, села верхом, после чего медленно, плавно, словно меняя асану йоги, всем телом легла на меня.

Эта перемена позы имела поразительное действие: я совершенно успокоился, и мне стало ясно, что мы наверняка и раньше так делали. У нас с ней случались минуты неловкости — мы как бы прощупывали друг друга, пытаясь выведать побольше, — но тут, когда она плашмя легла на меня, мы впервые почувствовали настоящий покой. И хотя наши личности еще не сумели достичь гармонии, тела наши были в полном ладу друг с другом. Сначала на меня опустились ее груди — мягкие, теплые, стиснутые между нами, они спокойно распластались поверх моего взволнованно бьющегося сердца; потом сомкнулись наши плечи, опустился ее живот, и мой скромный животик заполнил его неглубокую впадинку; ее оедра осторожно обхватили мои, и, котда наши параллельно лежащие ноги составили знак равенства, она коротким движением руки деловито направила меня в глубь своего тела, На миг — другой я испытал чувство покоя — впервые с того дня, когда очнулся в больнице, я наконец — то ощутил себя дома [32].

Секс не вернул мне память как таковую, но мое тело, кровь и кости что — то вспомнили, и это помогло избавиться от паники, в которой они пребывали после аварии.

Элис поцеловала меня и шепнула:

— Люблю тебя, Фрэнк [33].

Ее бедра шевельнулись, я почувствовал, что вот — вот скажу: «Люблю тебя, Элис» , слова эти прямо — таки рвались с языка, но вместо них я лишь беззвучно выдохнул и тут же ощутил сильное напряжение внизу живота — наступал несущий облегчение момент. Напряжение, однако, было очень сильное: казалось, все многочисленные крошечные царапины на шее — следы бесконечных капельниц — вот — вот разорвутся и я превращусь в живую дождевальную установку. А напряжение все росло, я ждал миг блаженства, но с запозданием понял, что причиной напряжения была паника: она разливалась из паха по животу, играла на сломанных ребрах, царапала сердце и опаляла мозг. Элис неверно истолковала пробежавшую по моему телу судорогу — на самом деле я попытался разомкнуть наши тела, сбросить с себя жену, — она же приняла ее за спазм полового наслаждения; словно солдат, отжимающийся на плацу, она поднялась на руках, бицепсы напряглись, корпус приподнялся, таз усердно терся об меня. Между тем приступ паники нарастал: из меня, словно из сдавленной губки, разом полились слезы, пот и сперма, а Элис довела приступ до апогея: она стиснула бедра, задрав голову так, что мне был виден снизу только ее подбородок, напряженный и жесткий, как и все ее тренированное тело; одни только груди выдавали еще сохранившуюся в ней мягкость.