Роберт Глэнси - Мелким шрифтом

Но! А как же манипуляции с контрактами? Это ведь строжайший секрет, тайна за семью печатями — еще бы, возможны самые мрачные последствия. Эту тайну я похоронил на дне собственной души. Уж тайна так тайна: ни одна живая душа о ней знать не знала. Вот загадка! Как он смог пронюхать? И как это объяснить с рациональной точки зрения? Как мне теперь выпутываться? Видимо, только с помощью спиртного. Я сел в машину и жадно отпил виски прямо из горлышка [178].

Я сидел и уговаривал себя успокоиться, но мое тело пришло в страшное волнение.

Полной уверенности у меня не было — почти все утро я пытался не обращать внимания, — но мало — помалу убедился, что меня настойчиво преследует птица. [179]

Я замахал руками на надоедливую птицу и стукнул кулаком по ветровому стеклу. Но наглый воробей и не думал улетать, а мне вдруг послышалось нечто очень странное. Я решил не отвлекаться и, чтобы припугнуть пернатого нахала, включил дворники.

Снова те же звуки [180]. На этот раз я замер и навострил уши. Проверил радио: выключено. И тут случилось неожиданное. Я потом долго сидел неподвижно — силился понять, что происходит.

Мне показалось, что я слышал папин голос [181].

Я прислушался. Да, вот опять. Еле различимый звук, напоминает далекий — далекий крик. Этот голос ежедневно звучал у меня в ушах — твердый, авторитетный голос хорошо образованного, уверенного в себе человека. Речь у него была точь — в–точь как у тогдашних дикторов Би — би — си — прежде ведь не сажали перед микрофоном людей с самыми разными акцентами. У отца было правильное, нормативное произношение, образцовая, чуть рубленая речь.

Голос его всякий раз неожиданно доносился из той сломанной шарманки, в которую превратилась моя голова; и, как правило, я слышал ровно тот совет, которым в ту минуту пренебрег: «Никогда, ни при каких условиях не подписывай ничего, пока не прочтешщь все до конца, вникая в каждое слово со всеми его оттенками и отчетливо сознавая все возможные последствия сделки».

Но чтобы этот голос слышался не из моей головы, а откуда — то извне…

— Привет, Фрэнк , — сказал он.

Да, именно так.

Привет, Фрэнк.

От волнения у меня ком подкатил к горлу. Я опустил голову на руль и прислушался. Снова ошалело глянул на дверь Грега. Уж не подмешал ли он мне в бокал галлюциноген? Или подмешал еще какой — нибудь дряни? На миг я даже убедил себя, что все происходящее — и выпивка, и нахальный воробей, и Грег с его проницательностью, — скорее всего, просто галлюцинация.

«Человеческое слово ровно ничего не стоит. Напиши его на бумаге, Фрэнк. Чернила обязывают. Что написано пером, не вырубишь топором».

Опять папин голос.

И вроде бы он доносится из квартиры Грега. Мне показалось, что за окном прошел сам Грег. Я подкрался к двери и заглянул в почтовую щель. Абсолютно пустой коридор. Сам не знаю, что я рассчитывал там увидеть. Может, покойного отца: может, он стоит там и увлеченно беседует с Грегом [182].

Абсурд, курам на смех.

Объяснение тут самое немудреное: просто я забалдел от виски и шока.

Всего и делов.

И точка.

Я в изнеможении откинулся на спинку сиденья.

Сил не было без конца отрицать очевидное [183].

Я позвонил жене. Дело в том, что утром я нечаянно схватил ее телефон, но обнаружил это позже. Прокрутив ее список контактов, нашел себя и позвонил — в надежде, что она тоже случайно взяла с собой мой телефон.

Сначала я хотел рассказать ей все: и про Грега, и про мухлеж с договорами, и про воробьиные домогательства; попросить ее о помощи и признаться, что я в полном ауте; однако почему — то сдержался.

— Привет, Элис, — сказал я.

— Фрэнк, ты где? — спросила она.

— Я у Грега, у медиума, помнишь, ты меня к нему послала?

Жена рассмеялась:

— Ты о чем, Фрэнк? Сегодня утром просыпаюсь, а тебя и след простыл.

— Ты что, не помнишь, как сама направила меня к этому типу? Заверяла, что только он поможет справиться со всем, Что касается невзгод духовных, — сказал я и замер на целую вечность в ожидании ответа, чувствуя, как последнее слово уплывает от меня все дальше.

— Не знаю я никаких медиумов, — заявила она. — О чем ты толкуешь?

— Похоже, любимая, что — то со мной не так, сильно не так. Неладное со мной творится…