Геннадий Карпов - Шёл я как-то раз… [Повести и рассказы]

Через восемь километров нас должна была подобрать лодка и отвезти в лагерь. Почти половина пути была пройдена, приближалось время обеда. Расстояние мы мерили шагами, и внутренний счётчик около мозжечка через месяц после начала полевых работ считал шаги уже без нашего участия. Мы могли разговаривать на вольные темы, спотыкаться на мокрых камнях, стрелять куропаток, остановиться на обед на счёте «сто двенадцать» – и после обеда, убрав в рюкзак котелок и намотав подсохшие портянки, шагнуть с левой – и в голове раздавалось: сто тринадцать. Таким образом, зная длину своего шага, любой геолог вам скажет с точностью до десяти метров расстояние от своего дома до работы или, скажем, до ближайшей булочной: после сезона счётчик выключается далеко не сразу и некоторым сверлит мозг аж до тридцать первого декабря.

На обед у нас был традиционно большой выбор блюд: две банки каши перловой с говядиной, чай, кусковой сахар и армейские сухари. С собой мы всегда носили моток лески и пару крючков, потому как рыбы в этих водах обитало ну прямо-таки неприличное количество. Чёрный хариус прыгал на голый крючок, ленок уже привередничал и шёл только на красную мушку или блесну-байкалку, таймень, этакий лев местного рыбного хозяйства, стоял под порожками и предпочитал бросаться на мыша исключительно лунными вечерами, а щуку и окуня тут за рыбу вообще не держали. Бытовала тунгусская поговорка: рыбы нет. Ссюка есть. Наловив в маршруте полдюжины небольших харьюзков, можно было сделать вполне ничего такой себе шашлычок, напялив нечищеную непотрошеную несолёную рыбёшку на палочку через рот. Не кулинарный шедевр конечно, но и не консерва.

Наш левый берег полого уходил под воду, поэтому вся рыба, как ей и положено, гужевала у глубокого противоположного от рыбака борта. Там кто-то постоянно булькал, пускал круги и бил многочисленными хвостами. Женя вырубил было палочку под удилище, но оценивающе глянув на кашу, воду и свою обувь, раздумал бродить через половину реки в протёртых болотниках, и стал разводить костёр. Я взял котелок и пошёл к реке за водой. Никакие блага цивилизации не стоят котелка чистой холодной воды, набранной прямо из речки! Даже грузинский чай №36 на этой воде казался не таким уж грузинским! (Уточняю: маршрут сей проходил в те счастливые времена, когда ветераны Курской дуги ещё бодро ходили на парад Победы, а надпись на заборе «Петя-пидарас!» встречалась крайне редко и означала лишь негативное отношение автора к Пете, а не констатацию факта. За два месяца сплава по Виви мы не встретили ни одного человека!). И вот, я захожу в эти первозданные воды немного не по колено. Вода прозрачна как воздух! Виден каждый камушек на дне! Сапог слегка взмучивает воду, в муть тут же суёт морды стайка ссыкливых мальков. Я наклоняюсь зачерпнуть литр этого национального достояния – и взгляд мой натыкается на вещи, которые ну никак не вписываются в донный пейзаж. Вместо того, чтобы зачерпнуть воду, я закатываю рукав штормовки и начинаю доставать со дна и складывать в котелок: нож с наборной рукоятью обоюдоострый самодельный, нож складной за один рубль десять копеек (ценник выдавлен на чёрной пластмассовой ручке), три банки говядины тушёной абаканской, три банки свинины пряной, банку горошка зелёного мозговых сортов, две пачки по пятнадцать патронов к карабину калибра семь шестьдесят два, пачку патронов тозовочных латунных, ключ рожковый десять на двенадцать. Последнее, что было поднято из глубины – стеклянная банка ноль семь литра персикового компота производства Болгарии. Стекло под водой видно плохо, потому я и разглядел эту банку в последнюю очередь.

В полном изумлении я внимательно осмотрел дно, походил по отмели туда-сюда, огляделся вправо, влево и, чего уж греха таить – глянул вверх, но ничего больше не нашёл и никого не увидел. На берегу тоже не было никаких следов пребывания человека. Единственный кроме меня бородатый сапиенс уже развёл костёр и, накидав в него сырого ягеля, стоял по пояс в дыму, борясь с эскадрильями мошкары под руководством огромного слепня. Женя поворачивался к густому ароматному дыму то передом, то наоборот, приседал в него с головой, выныривал, довольно жмурился и даже снял накомарник, мешавший полноценному окуриванию его бороды.

Я открыл банку компота, понюхал, прочитал дату годности. Всё в норме: изготовлено недавно, годно к употреблению до следующей зимы, только из холодильника. Хранилось неизвестно сколько, но в прекрасных условиях: при температуре не выше плюс пять и даже без доступа кислорода. Ржавчины – ни следа, значит плавают предметы не так давно. Налил компот в кружку, отхлебнул. Праздник вкуса! Подал кружку напарнику. Тот, не открывая в дыму глаз, хлебанул, вдруг весь выпучился, и как ошпаренный вылетел из дыма и начал плеваться так, словно ему кипятком нассали в рот.