— А зачем ей жить, если меня не будет? — неожиданно успокоившись, тихо ответил я.
Ками вздохнул и закрыл глаза.
— Не будет… — прошептал он. — Неужели только ваша жизнь оправдывает существование всякого живого существа? И даже самого близкого вам человека? И неужели ваша смерть оправдывает всё, даже убийство?
— Неужели им всем так трудно умереть?! — выкрикнул я, до боли сжав ладони. — Ведь мы вместе, я и вы, даём им цель. Идею. Знамя!
«Сейчас! Только сейчас!»
— Сколько же они будут барахтаться в трясине, изо дня в день возвращаясь к одной и той же опостылевшей, грязной кастрюле?! Не по доброй воле, не из любви к такой жизни, а просто потому, что некуда, ну просто совершенно некуда больше пойти. Люди перебрали все варианты достойной жизни. Все разновидности страстей и подвигов. Все способы объяснить и оправдать своё существование. Список карм конечен. Он исчерпан. Не пора ли создать философское учение, которая положит конец самой философии? Не пора ли сказать: «БЕС-СМЫСЛ-ЛЕН-НО!» А ещё лучше — сделать…
— Любопытно, — заметил Ками. — Вообще то, такое могут сказать только боги. А сделать… Мне всегда нравилась древнегерманская мифология. А знаете, почему? Это апофеоз тотального уничтожения. Религия обречённых. Боги не всемогущи. Рагнарёк до срока устроить — и им может быть не под силу… Боги не всемогущи — они следуют закону. Волк Фенрир не бог. Он пожирает богов. Нарушивший закон станет властелином и над богами. Но для этого надо сначала стать демоном… Ну, что ж, пусть будет так. Многие хотят ускорить течение истории. И постоять где-нибудь у финиша. У самой черты… Ну что ж, мы когда-нибудь встретимся ещё раз. После конца времён. В Вальхалле или в какой-нибудь сточной канве на краю преисподней. И, возможно, снова поговорим об этом. Интересно, изменится ли тогда ваша «философия последней точки» или нет? Любопытно будет посмотреть… Так, а теперь к сугубо практическим вопросам. Спросить у меня ничего не хотите?
Я молчал. Не то, чтобы было трудно спросить об этом… Нет, совсем…
Он как будто пытался вывернуть меня наизнанку. Он же всё знал. Наперёд. Он же читал, читал всё…
Да, у меня есть вопрос.
После пары глотков нагревшейся уже воды:
— Ками, как я умру?
Ками склонил голову — так же важно и церемонно, как и та девушка.
— Героически. И относительно легко. Хотя и не слишком быстро.
— Легко?
— Я расскажу вам о вашей болезни, Игорь. Её течение чётко прогнозируемо. Вы будете знать расписание вашей смерти. Возбудитель болезни — вирус.
Он вынул из нагрудного кармана халата и положил на стол стопку фотографий. Линии, круги, цветные пятна. Влажный блеск глянца.
— Посмотрите, Игорь. Это и есть ваше оружие. Ваш божественный меч. Вирус семейства Filoviridae. Вы что-нибудь слышали о филовирусах?
— Я не…
— Не специалист? Понимаю. Не вы один в столь блаженном неведении. А ведь имена представителей этого славного семейства, между тем, широко известны. Лихорадка Марбург. Лихорадка Эбола.
— Эбола — это в Африке?
— Название реки. И болезни. В 1976 году в Южном Судане и Северном Заире началась эпидемия геморрагической лихорадки. Течение болезни было острым и стремительным. Исход — почти всегда летальный. В Судане в районе реки Эбола учёными, изучавшими это заболевание, был впервые выделен возбудитель лихорадки. Филовирус. Отсюда название — лихорадка Эбола. Близкий родственник Эболы — лихорадка Марбург. Это заболевание впервые проявилось в 1967 году в Германии, среди сотрудников биолабораторий в Марбурге и Франкфурте-на-Майне. Расследование показало, что заболевшие сотрудники работали с тканями африканских зелёных мартышек, поступившими в лаборатории для исследований. Видимо, неосторожное обращение… Бывает… Естественно, ещё в 60-х годах нашлись умные и дальновидные люди, обратившие внимание на новое перспективное заболевание…
— Интересный подход, — заметил я.
— Простите, не понял, — сухо сказал Ками.
«Пожалуй, он влюблён в свою профессию», — отметил я.
— Ками, возможно, я циник. Ваш коллега во время первой беседы вообще предположил, что меня давно уже на свете не существует. Могу и с этим согласиться. Но всё же мой цинизм не настолько практичен. Возможно, именно потому, что меня давно уже не существует. Или просто потому, что я не привык пока к терминологии биологической войны.
— Ах, вот вы о чём, — Ками ткнул пальцем в одну из фотографий. — Простая хронологическая цепочка. Шестьдесят седьмой год — Марбург. Смертность при заболевании лихорадкой Марбург — двадцать — тридцать процентов. Полезный выход небольшой. Но у вирусов есть одно весьма полезное свойство. Способность мутировать. Видоизменяться, наращивать смертоносный потенциал. Например, возбудители заболеваний, выделенные из ткани погибшего от болезни пациента (особенно, при условии, что при жизни он получал достаточный лечебный уход… достаточный для активизации положительный мутаций) обладают более высоким уровнем вирулентности по сравнению с предыдущим поколением вирусов. На любую атаку со стороны медиков вирусы отвечают усилением и усовершенствованием механизмов самозащиты. Это только один из способов запуска процессов форсированной мутации. Есть и более совершенные методы, позволяющие за годы и даже месяцы пройти тот путь, который в естественных условиях вирусы не прошли бы и за столетия. Например — методы генной инженерии. Таким образом, во второй половине семидесятых годов мы получили Эболу. Течение болезни — более острое, смертность — восемьдесят — девяносто процентов. Полезный выход — девять из десяти заболевших. Это уже кое-что, как говорят в России…
Читать дальше