Ларри Макмертри - Покидая Шайенн

— Эти парни случайно не обижают друг друга? — спросил он.

— Нет, они просто дерутся, Гус, — сказал кто-то. — Я думаю, дело идет к концу.

Эдди наконец-то встал. Оба бойца утомились и вряд ли могли говорить. Я показал Джонни — молчи, мол, но он меня не видел. Этот шериф ничего не имел против драк, но терпеть не мог ругани.

— Оставь в покое девчонку, понял? — сказал Джонни. — Хер ты собачий, вот ты кто.

Эдди пошел искать сапог, а шериф ухватил Джонни за руку.

— Мне не нравится, когда так ругаются, — сказал он. — И вообще — кто начал драку?

— Я, видит Бог, — сказал Джонни. — И, видит Бог, я ее закончил. И тебя мог бы запросто отметелить, если бы не твой сраный значок.

Дурацкое заявление, ничего глупее нельзя было придумать. И шериф поволок Джонни.

— Я не потерплю, чтобы имя Господа поминали всуе, — говорил он. — Даже во время Рождества. Что, если бы тебя слышали леди?

И они удалились.

— Гус его не отпустит, — сказал тот же мужик. — Он терпеть не может, когда ругаются, и я с ним согласен.

— Но, знаешь, — сказал другой, — в этом графстве Гуса больше не выберут. Люди неблагодарны.

Я станцевал вальс с Молли и сообщил ей, что все о'кей.

— Они не покалечились, — сказал я. — Эдди придет, как только отыщет сапог. А мне, наверное, нужно отвести лошадь Джонни к тюрьме. Может, удастся уговорить шерифа, чтоб он его отпустил.

Узнав, что никто не убит, Молли почувствовала облегчение.

— Я хочу проводить тебя домой, — сказал я. — Несмотря на шикарный автомобиль Эдди.

— Я злюсь, когда ты так говоришь об Эдди, — сказала она. — Разве преступление работать на нефтяной вышке?

— Да нет, какое уж преступление. И спорить с такой сладкой девушкой, как ты, я не собираюсь.

— Хорошо бы, чтоб Джонни отпустили, — сказала она. — Передай ему, чтобы ко мне заехал, когда сможет. Жалко, что из-за меня у него такие неприятности.

На улицу она со мной не вышла, даже на секунду, — наверное, не хотела, чтоб мы столкнулись с Эдди, но я выудил у нее обещание прийти на следующей неделе к нам, помочь резать хряков. Тогда я и вручу ей рождественский подарок. Ох, как мне не хотелось оставлять ее здесь на танцах.

Шериф не отпустил Джонни, наверное, тот продолжал его доставать всю дорогу до тюрьмы. Это был особенный шериф. Он никогда не сердился и никогда не веселился.

— Этот парень много сквернословит, — заявил он. — Я этого не люблю, особенно когда присутствуют леди. Это позор для всего графства.

— Я вас понимаю, — сказал я. — Если вы разрешите мне его забрать, я его быстро вывезу из города, и он никому не сможет причинить вреда.

— Нет уж, пусть побудет тут, — ответил шериф. — Поставь его лошадь в сарай. Ему нужен урок. Я хочу с ним побеседовать, прежде чем выпустить. А он уже спит.

И я ехал домой в одиночестве — целых восемнадцать миль.

Папа решил, что резать свиней самое время в среду перед Рождеством. Нужно было забить четырех больших хряков. Три туши предназначались для продажи, и покупатели пришли нам помочь. Отец сам съездил и позвал Молли, чтобы она готовила еду для рабочих. Джонни, конечно, тоже был здесь, но только путался под ногами. Если из-под него вынуть лошадь, толку от него никакого.

День удался. Свиней разделали быстро, и Молли приготовила замечательный обед. После обеда мы стали варить мыло и жарить шкварки, а покупатели погрузили свою свинину и отправились восвояси. Дело было к вечеру, мы выскребли все котлы, а Молли осталась, чтобы состряпать нам ужин. Папа подарил Джонни четверть туши, тот пожелал нам всем веселого Рождества, привязал свинину к седлу и отправился домой. Я посмотрел ему вслед и на мгновение ощутил печаль. Молли никогда не выйдет за него замуж, но вдруг я подумал, как было бы здорово, если бы все сложилось иначе.

Мы с папой сидели на кухне за столом, горели лампы, было тепло и уютно. Молли колдовала у плиты, не обращая на нас внимания. Девять лет мы стряпали сами и считали, что все у нас получается прекрасно, но когда ужин приготовила и подала Молли, вся наша прежняя жизнь показалась бесцветной и скучной. А тут дом вдруг стал полным. Даже папа что-то такое почувствовал.

— Спасибо, что ты нас кормишь, — сказал он. — Лучшего подарка на Рождество не придумать.

Она повернулась и долго на него глядела, держа в руках сковороду с лепешками и соусник, и я не думаю, что она хорошо его расслышала. Она просто улыбнулась и вернулась к стряпне. Папа ничего такого больше не говорил. Бедный папа, он казался очень усталым, видно, уже нехорошо себя чувствовал. Мне так кажется. Но он ни словом об этом не обмолвился.