Я поцеловал ее, и было очень странно, что она такая холодная снаружи и такая горячая внутри. Девушки горячей Молли я никогда не встречал. Я погасил лампу, и мы вышли на холод. Я посадил Молли в седло перед собой и обнял. Открылась луна, и тощие рваные облака пролетали по ней на юг.
— Не хотелось бы мне быть луной, — сказала Молли.
У ворот я спешился и помог ей слезть. Прижал ее к лошади, чтобы она поднабрала тепла от нее и от меня.
— Пойдем со мной на танцы, — сказал я. — Если Эдди станет приставать, ему придется иметь дело со мной.
Она поцеловала меня долгим поцелуем, переминаясь с ноги на ногу, окончательно, наверное, закоченев. Потом отстранилась и глянула на меня.
— Ты ведь не единственный хороший человек на свете, — сказала она. — Откуда ты знаешь, что ты лучше, чем он?
— Оттуда же, откуда и ты, — сказал я. — Ты просто себе голову морочишь. Давай пойдем вместе.
— Не могу, милый, — сказала она. — Я обещала. Но я так рада, что ты ко мне приехал. Приезжай почаще.
— Еще успею тебе надоесть, — сказал я. — Это я обещаю.
Она продолжала держать меня за руку, даже когда я уже сидел в седле. Потом вспомнила, что на ней моя куртка, сняла ее и протянула мне.
— Иди в дом, а то замерзнешь до смерти, — сказал я. — Скоро увидимся.
— Если бы ты мог остаться, — сказала она. — Не хочу, чтобы ты уезжал. Ты замерзнешь по дороге.
Я тронул лошадь, а то она сама замерзла бы окончательно. Не думаю, чтобы ей очень хотелось идти в дом. Шагов через двадцать я остановился, чтобы застегнуться.
— Не пропадай, — крикнула Молли.
— Иди домой, милая. Жуткий холод.
Наверное, она улыбнулась, не знаю. Когда я оглянулся еще раз, она все еще стояла на ветру у забора.
С Джонни мы договорились, что все равно пойдем на танцы, но никаких девчонок с собой не возьмем. Нам обоим была нужна только Молли.
В тот день вечер выдался красивый и не слишком холодный. Только лишь мы пересекли Луковичный ручей, на нас напал азарт, и мы помчались к городу галопом, но все равно оказались не первыми. Возле дансинга уже собралась половина всех лошадей и бричек нашего графства и даже несколько автомобилей.
Я тоже хотел автомобиль, но папа скупился. Джонни же уверял всех, что эта штука ему ни к чему.
Дансинг был почти полон, народ развлекался на всю катушку, танцуя, разгуливая и глотая один за другим яичные флипы. Мы вошли в середине кадрили, вклиниться не было возможности, так что мы просто стояли и притопывали.
— А вот и они, — сказал я.
Молли танцевала на противоположной от нас стороне площадки. Черные волосы так и летали вокруг плеч, и разрумянилась она, как никогда. Топот рабочих сапог Эдди сотрясал весь дансинг. Он даже и не подумал принарядиться, и было похоже, что уже сильно набрался. От ревности я не мог спокойно стоять: когда Эдди в танце сошелся с Молли, он наклонился к ней и крепко поцеловал, прежде чем перейти к другой девушке. Казалось, что ей это даже приятно. Наверное, вырвавшись из дому, она так обрадовалась, что попросту забылась.
— И чего это всех перестарков тянет на танцы? — спросил Джонни. — Настоящая потеха.
Я с ним был согласен. Сюда собрался весь город. Дети верещали и носилась в толпе, гоняясь друг за другом, и гадали, что за подарки им достанутся на Рождество. Родителям не было до них дела. Каждый, кто мог двигаться, танцевал: толстые, худые, уродливые, привлекательные. В комнате отдыха несколько холостяков набирались яичным флипом и рассуждали о войне, но их было не больше дюжины. А в одном каре отплясывал священник — редкое зрелище.
— Глотну-ка я флипа, — сказал Джонни. — А там посмотрим, что нам предпринять.
Он пошел один, я не хотел напиваться до окончания танцев. Тошно было и так.
Когда кадриль закончилась, я стал пробираться к Молли, но было так людно, что, конечно же, добрые пять десятков человек налетели на меня по дороге, чтобы пожать руку, потолковать о делах, пожелать веселого Рождества, расспросить об отце, о скотине и тому подобном, так что не успел я приблизиться к ней, как заиграли вальс, Эдди ее подхватил, обнял, и они пошли танцевать. Я разозлился не на шутку. Прижал он ее так крепко, что было непонятно, как она еще может дышать.
Когда вальс закончился, я оказался возле них. Джонни на другом конце площадки болтал с Мейбл и каким-то парнем. Эдди был весь красный и лыбился, а его чуб спадал на глаза. Настроение у него было что надо.
— Привет, скотник, — сказал он, — потанцуй с моей телкой. Мне пора выпить. Здесь чертовски жарко.
Читать дальше