Валерий Привалихин - Восхождение - Проза

Двадцать лет назад тут еще гуляли раскрашенные проститутки, а из многочисленных баров и кабаре выкатывались на улицу пьяные компании. Бары и кабаре остались на месте, на многих из них были те же вывески, но исчезло чувство опасности, исчезло ощущение того, что ты попал в таинственный, преступный мир. От «сточной канавы Америки», от «столицы публичных домов» — от этой Гаваны не осталось ничего.

На углу этой улицы с удивительным названием «Горечь» на его глазах старика китайца ударили ножом. Старик сидел у стены, только мелко тряслась его жидкая бородка и глаза были полны слез. Но он не смел кричать. Как потом узнал Виктор, с ним свели какие-то старые счеты бандиты из китайской мафии. Тогда Виктор бросился поднимать раненого, потом заметался по улице в поисках телефона. Никто не отвечал на его крики, и оживленная портовая улица вдруг стала безлюдной. Потом прибежали несколько юношей с винтовками — патруль Комитета защиты революции — и скрутили ему руки, а когда узнали, что он из СССР, извинились.

Сейчас старая Гавана дышала безмятежным спокойствием и уютом. Комнаты изнутри подсвечивались телеэкранами — кубинское телевидение вело прямую трансляцию с набережной Малекон.

Через два дня ранним утром Хильберто Монтеро усаживал Виктора в огромный японский автобус. В салоне работал кондиционер и было прохладно, почти холодно.

— Слушай, Биктор! Тебя встретят в Матансасе! Тебя поселят на Варадеро в отеле «Белья мар». Мы так договорились, Биктор! Потому что университетский центр находится между Матансасом и Варадеро, а жить на Варадеро лучше, чем в Матансасе! Ты сам это увидишь! — Хильберто подмигнул Виктору, хлопнул его по плечу и ушел.

«Не стоило так долго уговаривать меня жить на Варадеро!» — подумал Виктор.

Автобус стремительно плыл по ровной, как стол, равнине, поросшей пальмами и колючим кустарником. Иногда слева возникал берег океана, и сквозь затемненное стекло вода в море казалась малахитово-зеленой. Шофер автобуса завязал оживленную беседу с девушкой, сидевшей на первом сиденье.

«Нет, кубинцы остались кубинцами, — в этом они неисправимы!» — подумал Виктор. Он всю жизнь занимался машинами и провел за рулем не один год жизни, но не мог привыкнуть к удивительному свойству кубинских шоферов. Кубинец, оказавшийся за рулем, первым делом ищет и находит себе собеседника.

Шофер, молодой мулат в белой рубашке и синем галстуке, уже руководил дискуссией по поводу карнавала. По его мнению, девушки, стоявшие на разукрашенных высоких платформах, движением которых открывается карнавал, могли бы танцевать быстрее и веселее…

Двадцать лет назад, когда Виктор впервые ехал в Матансас, шофер автобуса не был так беззаботен. У него на поясе висел большой револьвер, и он придирчиво осматривал салон машины — иногда в автобусах находили оставленные кем-то вещи, внутри которых оказывались бомбы замедленного действия. То было время, когда волна подрывных действий внутренней контрреволюции, достигнув пика, медленно шла на убыль. Но в горах еще прятались банды «гусанос» — так окрестили кубинцы контрреволюционные формирования, имевшие разветвленные подпольные организации в городах. Их было немало, тех, кто рассчитывал отсидеться в горах, пока народная власть не будет свергнута.

В Матансасе Виктора встретил Сантьяго. Маликов знал, что Сантьяго стал ректором университетского центра. Сантьяго мало изменился. Перемены в людях другой расы вообще замечаются труднее. Светлый мулат Сантьяго, казалось, законсервировался в том же состоянии, в котором Виктор оставил его двадцать лет назад. Только его пепельные волосы стали местами серебристо-белыми, а на лбу проступили глубокие коричневые морщины.

— Ты прекрасно выглядишь! — медленно и тщательно произнес Сантьяго по-русски, и Виктор почувствовал, что эту фразу он репетировал не один десяток раз. — Ты еще не забыл испанский? — Вторая фраза тоже была домашней заготовкой. Сантьяго хвастался.

— А ты решил убедить меня, чико, что в тебе погибает лингвист? — Виктор говорил по-испански с характерным кубинским акцентом, говорил так, что далеко не каждый кубинец узнавал в нем иностранца. — Видишь, чико, я не забыл главного слова! Конечно, моему испанскому далеко до твоего русского, но главное слово я помню, чико!

Сантьяго оглушительно захохотал. Он словно задался целью убедить Виктора, что за прошедшие годы его зубы совсем не пострадали. «Чико» — самая популярная на Кубе форма обращения к мужчине, мальчику, старику — любому существу мужского пола. Вообще в испанском это слово значит «мальчик», но для кубинца «чико» — универсальная форма дружелюбного обращения.