Валерий Привалихин - Восхождение - Проза

— Не надо хлестать, Гогия, — сказал Семен. — Тебя перестанут ценить те, кто ценит. Кто в тундре все знает.

— Да? Сложно, началнык, ты говоришь. Но справэдливо.

На следующий день к вечеру, когда улеглась пурга, они вернулись в поселок, и Игорь какими-то ватными, непослушными ногами зашел в свою комнату, которая окнами смотрела на бухту, на сопки, и свалился в постель, где было тепло и пахло сухим деревом. Но уснуть не удавалось — так до предела были заведены нервы.

И он не мог понять: что же происходит, не дает ему покоя, волнует, зовет куда-то? Как он будет жить завтра и какими глазами увидит все вокруг.

Он не знал, что через месяц после «югов» снова окажется здесь, на берегу бухты. Что впереди его ждет долгая жизнь среди этих сопок, беспокойная, но настоящая. Что он привяжется к этой земле напрочь, навсегда и по ночам ему будут сниться дороги в снегах.

А пока он стоял, прижавшись к окну, и в лицо ему светила оранжевая, как апельсин, луна.

В половине третьего ночи подул сильный мокрый ветер, и у танцующих открылось второе дыхание. Сотни музыкантов, рассеянные по многокилометровой набережной, с новой силой дунули в старые трубы, сохранившиеся еще со времен первых президентов, и сотни тысяч пар продолжали танец. Первая ночь карнавала продолжалась, и сверху, с упирающихся в океан улиц все шли и шли смеющиеся люди.

Виктор медленно пробирался в этой шумной толпе и жадно смотрел по сторонам. Он забыл о том, что последний раз спал сорок часов назад в Москве, что его четырнадцать часов трясло над океаном в самолете, что скоро ему пятьдесят и перелет из средней полосы России в тропики может утомить его сердце. А сердце стоит поберечь! Но здесь, на набережной Малекон, Виктор не был ровно двадцать лет. Это много, даже если тебе скоро пятьдесят…

Он убедил себя повернуть к гостинице. Через два дня он приедет в Матансас, а значит, и на Варадеро, и карнавал еще должен быть в полном разгаре.

По дороге в гостиницу его несколько раз останавливали и приглашали танцевать на ломаном русском языке. Тогда, двадцать лет назад, по-русски на Кубе не говорил почти никто.

— Тобарись! — кричали Виктору темнокожие девушки, старавшиеся покорить сложное русское слово «товарищ». Но Виктор смеялся и качал головой. Танцевать с кубинцами может решиться только очень уверенный в себе танцор.

В вестибюле огромной гостиницы-небоскреба, имеющей странное название «Фокса», его окликнул портье.

— Вы компанеро Маликов? — полуутвердительно спросил портье. — Вам звонили из министерства автомобильной промышленности и просили передать, что завтра в восемь утра вас будет ждать машина.

— Спасибо, — ответил Виктор и вошел в лифт, в котором мог бы уместиться средних размеров грузовик.

Было три часа ночи, а Виктору все еще казалось, что заснуть ему не удастся. Он был слишком возбужден и взволнован встречей с Гаваной. Виктор Маликов никогда не считал себя человеком сентиментальным и не ожидал от самого себя такой реакции. Нет, он не почувствовал, что помолодел на двадцать лет. Неправда! Но вдруг те три года, прожитые на Кубе, показались ему бесконечно долгим, подаренным судьбой счастьем, которое он до сегодняшнего дня не умел ценить. Не странно ли это — вдруг представить себе три длинных, полных тревог и испытаний года своей жизни в виде сплошного счастья!

«Все дело в карнавале!» — решил наконец Виктор и положил голову на длинную плоскую подушку из окаменевшей твердой ваты. На таких подушках почему-то любят спать кубинцы.

Следующий день ушел на знакомства с кубинскими коллегами, кофе в одном кабинете, в другом, в третьем, долгие телефонные переговоры с Матансасом о том, когда начинать лекции. День был заполнен суетой, не оставившей места для переживаний.

Вечером у него в номере не переставая звонил телефон — кубинцы, словно сговорившись, по очереди приглашали Виктора на экскурсию по Гаване, и он каждый раз терпеливо повторял, что когда-то давно провел на Кубе три года и неплохо знает Гавану.

— Хорошо, Биктор! — темпераментно настаивал референт министра Хильберто Монтеро. — Но ты посмотришь на новый город, новые районы! Это здорово, Биктор! Дома на берегу океана! Прелесть!..

— Хорошо. Только завтра, ладно? — согласился Виктор. — Я устал, Хильберто. Поедем завтра!

Карнавал бушевал там внизу, на Малеконе, у одетого в серый камень берега океана, а он шел по безлюдным сейчас улицам старой Гаваны. Здесь в порту он встречал суда с нашими «ЗИЛами».