Алекс Тарн - Рейна, королева судьбы

Каждое утро к колючей проволоке съезжались крестьяне из окрестных сел – менять продовольствие на то, что могли предложить им обитатели гетто. Буханка хлеба шла за часы, горсть картофелин – за нарядное платье, бутылка молока – за детское одеяльце… Нередко у забора узнавали друг друга вчерашний насильник и жертва насилия. Еще неделю назад она проходила через его деревню, и этот оборотень в своем зверском обличье тащил ее в канаву, рвал с нее юбку, душил, хрипел, закатывал зенки, содрогаясь в своем поганом удовольствии. А сегодня в тех же грубых пальцах с грязными обломанными ногтями – хлебный ломоть ценой в серебряное колечко. И покупательница, преодолевая тошноту, берет еду из этих заросших звериным волосом рук, потому что нужно накормить больного ребенка, чтобы протянул еще день, еще два. Хотя ребенок все равно умрет, да и мать, скорее всего, не переживет следующего перехода. И, возможно, убьет ее все тот же оборотень все в той же близлежащей деревне…

В конце первой недели сентября, вскоре после смерти Боруха, Золмана вновь забрали на «дорожные работы». Надеяться на повторение чуда не приходилось, и потому они с Рейной прощались навсегда, благодаря судьбу уже за саму возможность прощания: многим другим не досталось и такого. Обнялись без слез, потому что слезы давно кончились.

– Береги Фейгу, – сказал Золман, и тут же, скрипнув зубами, поправился: – Прости. Считай, что я этого не говорил, ладно?

Рейна молча кивнула. В наказе-пожелании мужа и впрямь не было никакого смысла, но смысла уже не было ни в чем, ни в чем. Смысл кончился еще раньше слез. Оба – и он, и она – знали, что мобилизованные в «дорожные бригады» живут не дольше нескольких суток, а затем их расстреливают, часто – по причине потери рассудка в процессе погребальных работ. Золман уходил навстречу неминуемой гибели. Неминуемой выглядела и скорая смерть остающихся в секурянском гетто Рейны и Фейги – если не от болезней, то от голода. Оставшихся ценностей – зашитых в белье, сбереженных в кошмаре грабежей и погромов, могло хватить еще максимум на месяц.

Но судьба в очередной раз скакнула в сторону, диким изворотом выбросив людей из, казалось бы, твердо прочерченного русла в другое, не менее страшное. В середине сентября во всех гетто и лагерях Бессарабии объявили о предстоящей депортации евреев в Транснистрию – украинскую область между Бугом и Днестром, подаренную Гитлером румынскому правителю Антонеску. Обитателей гетто Секуряны разделили на несколько пятитысячных групп, которые должны были следовать в село Атаки для переправы на левый берег Днестра, в город Могилев-Подольский. К счастью для остатков семейства Лазари, они попали в одну из последних колонн: первые были почти полностью истреблены еще на правом берегу.

К реке подошли уже глубокой ночью, на исходе сил, преодолев за один переход почти тридцать километров. Дети, шестилетняя Фейга и восьмилетний Шлойме, уже не могли идти, так что Рейна, Броха, Рухля и Йоселе по очереди тащили их на руках. Кое-как устроились на ночлег; с реки дуло, бугристая холодная почва неприветливо толкала изможденные тела, тянула из них последнее тепло. Утром, когда рассвело, Рейна увидела, что они лежат рядом с полными трупов могильными рвами, едва присыпанными сверху. Кое-где поверхность слегка шевелилась, и тогда казалось, будто земля-оборотень, земля-людоед двигает челюстями, дожевывая свою обильную пищу.

Берег на много метров вокруг был усеян вещами погибших – ломаными чемоданами, мятой одеждой, детскими игрушками, втоптанными в грязь шапками. Как видно, за несколько дней непрерывного душегубства румыны и украинцы устали от грабежа и пресытились смертью. Ночевавшая по соседству молодая женщина в приличном пальто произнесла с невольной интонацией старожила, просвещающего вновь прибывших:

– Вчера было уже не так страшно. Не то что в первые два дня.

– Откуда вы? – спросила Рейна.

– Из Южной Буковины. Нас привезли на поезде.

Рейна понимающе кивнула. На поезде… – это объясняло и необычно большое количество вещей, и относительно свежий вид депортированных.

Женщина вдруг всхлипнула:

– Видели бы вы, что они тут вытворяли.

Расстреливали, пока все рвы не набили. Старикам бороды выдергивали. Топили. Выстрелами загоняли людей в воду – плывите, мол, сами! Все мои… там, во рву… – она спрятала лицо в ладонях и заплакала.

«Надо же, плачет, – равнодушно подумала Рейна. – Точно, из новеньких».