Коллектив авторов - От сердца к сердцу

Я закончила проект ресторана и мы вместе пошли на открытие. Томный звук саксофона, путающийся в складках бархатных штор, терпкий запах вина в воздухе, дрожащий мазок огня свечи в полумраке, резкая прозрачность хрустальных бокалов. Именно о таких вечерах рядом с ним я мечтала пятнадцать лет.

Он хотел подать мне сумку. Модная модель bottega veneta. В мягких контурах сумки едва угадывалась форма трапеции. Магниты застежки скрыты объёмом мягкой кожи и надежно, словно створки ракушки, примыкают друг к другу.

— А где ручка? — растерянно произнес он.

— Здесь нет ручки, — я начала догадываться, почему мне так нравится эта сумка. Жутко дорогая, не самая удобная, очень узнаваемая.

— Сумка без ручки? А как её носить?

И я только сейчас поняла, что у моей сумки никогда не оторвется ручка.

— Ручку можно пришить большой иголкой и суровой ниткой, — то ли ему, то ли себе ответила я.

Однажды я шла по проспекту. Витрины ГУМа украсили к новому сезону. Темой нового сезона стало ретро. К рукам манекенов приклеены телефоны-раскладушки, на пояса пристегнуты неуклюжие CD-плееры. Адаптированная к современному времени одежда и парики, изображающие сложные лакированные прически. А в углу витрины, на проволочном постаменте — она. Сумка из коричневой кожи выляневшего оттенка. Скучной прямоугольной формы. С двумя жесткими ручками. Спотыкающаяся молния, и легкие ржавые пятна на пряжках клапанов накладных карманов. Как хорошо, что не все мечты сбываются.

Телефон требовательно и навязчиво вибрировал в руке. На экране — шесть букв его имени и фотография памятника. Всадник на коне, пронзающий копьем голову змея. Никогда раньше не задумывалась о том, почему именно это изображение он выбрал для своего аватара. Я понимала, что сейчас должна поступить как взрослая женщина — провести пальцем по экрану телефона в сторону зеленого кружка и честно ответить на единственный вопрос. Или провести пальцем по экрану в сторону красного кружка и избавить себя от необходимости что-то говорить — в этом действии тоже будет понятный ответ. Я же по-детски избегала любого ответа — почему-то думала про этот памятник. Скорее всего, фотография цветная, хотя и выглядит черно-белой. Наверное, она сделана в межсезонье — поздней осенью или ранней весной. Когда небо такого однозначного серого цвета, словно цвета нет вообще. И ракурс подобран так, чтобы ничего из окружающего мира — ни деревья, ни здания, ни столбы с проводами — не попали в кадр. Светло-серое небо, темно-серый памятник. Скорее только контур, без подробностей. Как и наши отношения. Только контур памятника. Без подробностей.

***

Димка пришёл домой поздно. Снова задержался на работе.

В квартире было тихо и он знал: жена уже в спальне укладывала сына спать.

Небрежно раскидав ботинки в прихожей, Димка прошлепал в ванную. Набрав в ладони ледяной воды, наспех умыл лицо и взглянул в заляпанное зубной пастой зеркало.

В отражении на него смотрел очень уставший человек, с залегшими темными синяками под глазами, словно и не он это совсем.

Присев на край ванны и опустив голову вниз, он несколько раз покрутил шеей, чтобы хоть немного расслабить затекшие мышцы, и закрыл глаза — выходить не хотелось.

За дверью послышались шаги — жена прошла на кухню.

Сейчас он откроет дверь и тихий мир ванной тут же наполнится шумом.

Но выходить все равно придётся, толку тут сидеть, будто бы он прячется.

И Димка решительно дёрнул за дверную ручку.

Уже босыми ногами прошлепал на кухню и плюхнулся на светлый кухонный кожаный диван.

⠀

— Привет, — сухо произнесла жена, ставя перед ним тарелку с дымящимся ужином.

⠀

— Опять рыба? — ковыряя вилкой содержимое тарелки, произнес Дима.

⠀

— А я никого не заставляю её есть, — раздраженно ответила ему жена и отвернулась к плите. Со спины чувствовалось, как в ней все напряглось.

⠀

— Хоть бы хлеба положила, что ли, — дожевывая кусок пересушенной рыбы, прошамкал Дима.

⠀

— А нет, хлеба-то! Сам сходи, купи, тогда и будет, — жена бросила со злостью грязные приборы в раковину и выбежала с кухни, громко хлопнув за собой дверью.

Повисло одинокое димкино молчание, нарушаемое лишь изредка методично стучащим звуком вилки по тарелке.

⠀Ему хотелось злиться. На работу, где приходится задерживаться, чтобы получить повышенный оклад. На рыбу, пересушенную, между прочим. На жену, которая встретила без улыбки. На хлеб этот, в конце концов, будь он неладен.