Бакланов, небритый, в несвежей рубашке, совал в хрустящую, разрубавшую бумаги машину какие-то листы. Они исчезали в машине, превращаясь в лапшу. Бакланов доставал всё новые бумаги, и они превращались в лапшу. Куравлёв смотрел на чавкающую гильотину, в которую Бакланов без устали совал бумаги. Ему казалось, что, запечатлённые на этих бумагах, исчезают навек чертежи великих изделий, формулы великих открытий, стихи великих поэтов. Быть может, неизданный Пушкин или вторая часть “Мёртвых душ”, или его собственная, лучшая, ещё не написанная книга.
Бакланов поднял голову, увидел Куравлёва:
— Скоро за мной придут.
— Но объясните, что случилось? Почему не арестован Ельцин? Почему ушли войска?
— Дрогнули Язов и Крючков.
И это скупое, ничего не объясняющее “дрогнули” ошпарило Куравлёва. Его тоска, многодневное ожидание победы и бездарный проигрыш всеведающих, всемогущих мужей, оказавшихся жалкими карликами, всё это хлынуло из него, как ливень:
— Никто не дрогнул! Все изначально дрожали! Вас обыграли! Это знали все советники, знали в “Рэндкорпорейшн”, знал Горбачёв, знал Крючков, этот человечек с весёлой стариковской головкой! Горбачёв сам составил список ГКЧП, включил крестьянина Стародубцева! Уехал на отдых в Форос, поручил вам якобы сделать вместо него “чёрное дело”. Убрать Ельцина, расчистить завалы, а потом вернуть Горбачёву власть! И вы поверили? Он с вами обошёлся, как с куклами! Крючков, этот маленький комитетчик, был главным в ГКЧП! Он должен был дать приказ на арест Ельцина. Он его не дал, и давать не хотел! Ельцин на танке назвал вас государственными преступниками. Вы и есть государственные преступники, бездарно проиграли государство! Вы метнулись к Горбачёву, просили его вернуться в Москву. Он прогнал вас, бросил на растерзание толпы! Вы метались между Москвой и Форосом, а Ельцин присваивал главные государственные полномочия! И теперь у Горбачёва нет полномочий! Нет Союзного центра, а есть Ельцин, который распустит Союз! Вас использовали, выбросили, и государство погибло! Вас всех повезут в тюрьму, а Крючкова на дачу! Контора, которой он управляет, не может ничего, кроме как ставить к стенке! Россия весь двадцатый век провисела на дыбе, а теперь будет висеть весь двадцать первый! Какое несчастье!
Куравлёв изо всех сил удерживал рыданья. Бакланов молча выслушал и сказал:
— Есть просьба. Борис Карлович Пуго просил взять у него документы, очень важные. Его через час арестуют. Если можете, поезжайте в Барвиху к нему на дачу и заберите документы.
— Хорошо, — подавленно сказал Куравлёв.
Бакланов подошёл, и они обнялись. Куравлёв покидал кабинет, слыша, как чавкает гильотина. Он шёл по коридору и услышал крик, шум многих шагов, звуки борьбы. Появились люди в чёрных пиджаках. Они держали за руки человека. Тот вырывался, падал на пол, и тогда его волокли. Они поравнялись с Куравлёвым, и он узнал в человеке того обитателя кабинета, с кем встретился неделю назад в коридоре, и тот слегка улыбнулся. Теперь, вырываясь, человек умоляюще посмотрел на Куравлёва:
— Помогите! Умоляю!
Его протащили мимо к кабинету. Дверь в кабинет была раскрыта. Человека вволокли в кабинет, схватили за ноги и пихнули в раскрытое окно. Он исчез, издав в падении слабый крик. Люди в пиджаках вышли из кабинета. Посмотрели на Куравлёва, словно что-то решали. Повернулись и быстро ушли.
Дверь к кабинет оставалась открытой, открытым оставалось окно. Куравлёв стоял перед раскрытой дверью. Только что у него на глазах убили человека. Человек взывал о помощи, умолял Куравлёва, но тот не помог, испугался. Он знал, что настало время убийства людей. Вчера на Садовой он видел, как убили трёх парней, перемолов гусеницами. Сейчас увидел, как убили ещё одного. Впереди будет много убийств, много крови.
Он спустился в лифте, боялся, что люди в пиджаках догонят его. Показал паспорт постовому в синей фуражке и пошёл к Политехническому музею. На Рублёвском шоссе было необычно мало машин. То и дело проносились шальные черные “Волги” с фиолетовыми вспышками. В Барвихе он нашёл дачу Пуго. Ворота были раскрыты. Виднелся деревянный дом с верандой, цветник с астрами. Куравлёв не решался войти, искал кнопку звонка на воротах. С крыльца дома сбежало несколько людей, все в таких же чёрных пиджаках, будто сшитых у одного портного. Один нёс кейс, а другие, обступив его, защищали кейс. Прошли мимо Куравлёва, не взглянув на него. Свернули за угол, где раздался шум отъезжающей машины.
Читать дальше