Симона Бовуар - Неразлучные

— Не стремлюсь знать чужие. К тому же я и так уже много выпила. — Она встала. — Пойду за кофе.

Я изумленно проводила ее взглядом. Я бы выпила без проблем. Да, в этих безобидных вольностях было что-то сомнительное, но нам-то что за дело? Наверно, Андре сочла кощунственной имитацию встречи губ на одном бокале: вспомнила ли она о давних поцелуях Бернара или о тех, что Паскаль ей еще не подарил? Андре не возвращалась, я тоже встала и ушла в тень дубов. И снова задумалась о том, что она имела в виду, говоря о поцелуях, которые не были платоническими. Я считала себя основательно информированной в вопросах секса, в детстве и отрочестве у моего тела бывали свои грезы, но ни мои богатые познания, ни жалкий опыт не могли объяснить мне, как связаны превратности плоти с нежностью и счастьем. Для Андре между душой и телом существовал некий коридор, остававшийся для меня загадкой.

Я вышла из дубовой рощи. Адур в этом месте делал излучину, и я очутилась на берегу. Неподалеку шумел водопад, в прозрачной воде крапчатые камешки с примесью яшмы напоминали драже в виде гальки.

— Сильви!

Это была мадам Галлар, вся красная в своей соломенной шляпе.

— Вы не знаете, где Андре?

— Я как раз ее ищу, — ответила я.

— Ее нет уже целый час, это страшно невежливо.

На самом деле, подумала я, она волнуется. Наверняка она любит Андре по-своему — но как именно? Вот вопрос. Мы все ее любим по-своему.

Теперь водопад грохотал уже совсем близко, заглушая все остальные звуки.

Мадам Галлар остановилась:

— Так я и знала!

Под деревом рядом с пучком безвременника я увидела платье Андре, ее зеленый пояс, белье из жесткого полотна.

Мадам Галлар подошла к реке:

— Андре!

Под водопадом что-то зашевелилось. Показалась голова Андре:

— Идите ко мне! Вода отличная!

— Вылезай сию же минуту!

Андре подплыла к нам, лицо ее сияло.

— Сразу после еды! Могла получить кровоизлияние! — закричала мадам Галлар.

Андре выбралась на берег. Она завернулась в лоденовую накидку и закрепила ее булавками; волосы, распрямившиеся от воды, падали ей на глаза.

— Да, хороша! — смягчилась мадам Галлар. — И как ты собираешься сушиться?

— Ничего, как-нибудь справлюсь.

— Интересно, о чем думал Господь, посылая мне такую дочку! — улыбнулась мать и тут же строго прикрикнула: — Возвращайся немедленно! Ты пренебрегаешь своим долгом.

— Сейчас приду.

Мадам Галлар удалилась, а я села под дерево с другой стороны, чтобы не мешать Андре одеваться.

— Как же хорошо в воде! — сказала она.

— Вода, наверно, ледяная.

— Когда водопад обрушился мне на спину, у меня в первый момент перехватило дыхание, но все равно было чудесно!

Я сорвала цветок безвременника, мне стало любопытно, правда ли они ядовитые, эти странные цветочки, непритязательные и изысканные в своей наготе, выскакивающие из земли одним рывком, как грибы.

— Как вы считаете, если угостить сестер Сантене отваром из безвременника, они сдохнут? — спросила я.

— Жалко! Они не злые, — отозвалась Андре.

Она уже надела платье и подошла ко мне, завязывая пояс:

— Я вытерла волосы комбинацией. Никто не заметит, что я без комбинации, мы же столько всего на себе носим.

Она расстелила на солнце мокрую накидку и мятую комбинацию.

— Надо вернуться туда.

— Увы!

— Бедная Сильви! Вам, наверно, ужасно скучно. — Она улыбнулась. — Теперь, когда пикник прошел, надеюсь, я буду чуть-чуть посвободнее.

— А вы сможете сделать так, чтобы мы все-таки иногда виделись?

— Так или иначе, я это устрою, — пообещала она.

Пока мы медленно шли вдоль реки, она сказала:

— Сегодня утром я получила письмо от Паскаля.

— Хорошее?

Она кивнула:

— Да.

Она скатала в руке листок мяты и понюхала со счастливым лицом:

— Он говорит, если мама хочет подумать, это хороший знак. Он говорит, я должна надеяться.

— Мне тоже так кажется.

— Я и надеюсь.

Я хотела спросить, почему она оттолкнула бокал шампанского, но побоялась ее смутить.

Андре была мила со всеми до самого конца праздника. Я скучала. И в последующие дни она оказалась так же занята, как и раньше. Никаких сомнений: мадам Галлар упорно делала все, чтобы помешать нам общаться. Обнаружив письма Паскаля, она, наверно, локти кусала, что позволила мне приехать, и изо всех сил старалась исправить ошибку. Меня это очень огорчало, тем более что приближалось расставание.

Совсем скоро будет свадьба Малу, подумала я как-то утром, Андре сменит старшую сестру в семье и в свете, и мы сможем встречаться лишь урывками между благотворительными ярмарками и какими-нибудь похоронами. Дело было за два дня до моего отъезда, и я, как это часто случалось, спустилась в парк, пока все еще спали. Лето умирало, кустарники краснели, гроздья рябины желтели; в белом дыхании утра осенняя медь горела ярче — я любила смотреть, как пламенеют деревья над еще дымящейся от прохлады травой. Я печально брела по тщательно прополотым аллеям, где больше не росли полевые цветы, и вдруг послышалась музыка — звуки скрипки, я направилась туда. В самой глубине парка, укрывшись в соснах, играла Андре. Она накинула старую шаль поверх платья из голубого джерси и слушала голос инструмента над своим плечом. Ее красивые темные волосы разделял косой пробор, аккуратный и трогательно белый, по которому хотелось ласково и уважительно провести пальцем. Я следила за движением смычка и, глядя на Андре, думала: «До чего же она одинока!»