Симона Бовуар - Неразлучные

Последняя нота умерла, и я подошла, шурша сосновыми иглами.

— Ах! — удивилась Андре. — Вы слышали, как я играла? Это слышно из дома?

— Нет, — ответила я. — Я гуляла здесь неподалеку. Как вы хорошо играете!

Андре вздохнула:

— Если б у меня было хоть немного времени для занятий!

— И часто вы даете концерты под открытым небом?

— Нет. Просто меня уже несколько дней так тянуло поиграть! Но не хочу, чтобы все эти люди слышали. — Андре положила скрипку в ее маленький гробик. — Я должна вернуться, пока не спустилась мама, она скажет, что я ненормальная, и все станет еще хуже.

— Вы возьмете с собой скрипку к Сантене? — спросила я по пути к дому.

— Нет, конечно! Ох, я в ужасе от этой поездки. Здесь я хотя бы у себя дома.

— Вы действительно должны туда ехать?

— Не хочу ссориться с мамой по мелочам, — ответила Андре. — Особенно сейчас.

— Понимаю.

Андре вернулась в дом, а я уселась на лужайке с книгой. Чуть позже я видела, как она в обществе сестер Сантене срезает розы. Потом она отправилась в сарай колоть дрова, я слышала глухие удары топора. Солнце поднималось выше, а я все сидела и уныло читала. Я сомневалась, что решение мадам Галлар окажется благоприятным. У Андре, как и у ее сестры, приданое будет скромным, но она более красивая и яркая, чем Малу, мать, вероятно, лелеет на ее счет честолюбивые замыслы. Внезапно раздался страшный крик. Кричала Андре.

Я бросилась к сараю. Над ней склонилась мадам Галлар. Андре лежала на опилках с закрытыми глазами и окровавленной ногой. Лезвие топора было красным.

— Малу, неси аптечку! Андре ногу поранила! — крикнула мадам Галлар.

Она попросила меня позвонить врачу. Когда я вернулась, Малу перевязывала Андре лодыжку, а мать поднесла к ее носу вату с нашатырем. Андре открыла глаза.

— Топор из рук выскользнул! — пробормотала она.

— Кость не задета, — сказала Малу. — Рана глубокая, но кость цела.

У Андре слегка поднялась температура, врач нашел ее чрезвычайно утомленной и рекомендовал длительный отдых — все равно она не сможет наступать на ногу раньше чем дней через десять.

Когда вечером я зашла ее проведать, она была страшно бледна, но встретила меня веселой улыбкой.

— Я прикована к постели до конца каникул! — сообщила она радостно.

— Вам очень больно? — спросила я.

— Чуть-чуть! Но даже будь мне в десять раз больнее, все равно это лучше, чем ехать к Сантене!

Она хитро на меня посмотрела:

— Как говорится, само Провидение вмешалось!

Я вытаращила глаза:

— Андре! Вы же не нарочно это сделали?

— Я не смела надеяться, что Провидение озаботится такими пустяками, — усмехнулась она.

— Как вам хватило храбрости! Чудом не остались без ноги!

Андре откинулась назад и опустила голову на подушку:

— Я больше не могла.

Некоторое время она лежала молча, уставившись в потолок; глядя на ее белое как мел лицо, глаза, устремленные в одну точку, я почувствовала, что во мне шевельнулся былой страх. Поднять топор, рубануть… Я точно была не способна на такое, при одной мысли об этом у меня все нутро переворачивалось.

— Мама не догадывается?

— Думаю, нет. — Андре снова выпрямилась. — Я же говорила: как-нибудь устрою, чтобы меня оставили в покое.

— Вы уже тогда решились на это?

— Я решила сделать что-нибудь. Идея насчет топора пришла мне в голову сегодня утром, когда я собирала розы. Сначала я планировала порезаться секатором, но этого было бы недостаточно.

— Вы меня пугаете!

Андре широко улыбнулась:

— Почему? Все получилось удачно, я не слишком сильно рубанула. — И, помолчав, спросила: — Вы не против, если я попрошу у мамы разрешения оставить вас здесь до конца месяца?

— Она не захочет.

— Но я все-таки с ней поговорю!

То ли мадам Галлар заподозрила правду и терзалась теперь раскаянием и страхом за дочь, то ли ее напугало заключение врача, но она согласилась, чтобы я задержалась в Бетари и составила Андре компанию. Семейство Ривьер де Бонней уехало одновременно с Малу и Сантене, и в доме сразу стало тихо. Андре получила отдельную комнату, и я часами сидела у ее кровати. Как-то утром она мне сказала:

— Вчера вечером у меня был долгий разговор с мамой насчет Паскаля.

— И как?

Андре закурила сигарету, она курила, когда нервничала.

— Она поговорила с папой. В принципе, они ничего не имеют против Паскаля, он даже произвел на них приятное впечатление, когда приходил с вами к нам. — Андре поискала мой взгляд. — Но я понимаю маму: она его совсем не знает, и ей важно понять, серьезные ли у него намерения.