Там еще было важно вот что: доставляя товар в богатую виллу, не положено было заходить с парадного входа, только с черного, отдал — и вали. Но однажды курьера пустили в дом — и, ожидая расчета в холле, он там рассматривал коллекцию самурайского оружия и снаряжения — это всё было развешено на стенах. Как в настоящем музее! И он подумал — как же так, фюрер говорит про единство всего немецкого народа, а тут вон какая пропасть между слоями?
Часть заработанных денег Райнер отдавал семье, а на остальное — развлекался. К примеру, по воскресеньям ходил в театр на утренние представления. Покупал билет сам, гулял на свои кровные — ну а что, мог себе позволить.
По средам и субботам Райнер не работал — а почему? У него в эти дни были дела поважней: занятия в ячейке Jungvolk (Юнгфольк). А это такая штука, от которой лучше не увиливать, — могло плохо кончиться. Напомню, хотя, конечно, и так все знают, что это как бы октябрята — младшая группа гитлерюгенд, от 10 до 14 лет. Вступали туда в хорошо нам известном добровольно-принудительном порядке. Нацисты тоже понимали, что патриотов надо воспитывать смолоду. Они должны расти сильными, жестокими и, чуть не забыл, антисемитами. И, само собой, любить вождя.
Так вот, Райнер два раза в неделю ходил на эти политзанятия, которые разбавлялись физкультурой и строевой.
Ну а дальше, в 1941-м, он плавно перешел из юнгфолька в гитлерюгенд, то есть как бы из октябрят — в комсомол. И понеслось по накатанной! Как стукнуло 17, а это февраль 1944-го — его и других его одногодков, товарищей по гитлерюгенд, построили и объявили:
— Вы приняты кандидатами в члены партии NSDAP!
И вот я спросил Райнера:
— Ну, понятно, дали партбилет, партийный значок, надо взносы платить и на партособрания ходить. А какие еще были обязанности у патриота, у партийца? Это ж не какой-нибудь вольный национал-предатель…
Однако оказалось, что не то что партбилета, даже значка ему не дали. И на собрания он не успел походить. Потому что у него в кармане уже лежала повестка — не в вермахт еще, туда с 18 лет, а в что-то типа трудармии.
Но тем не менее Райнер как честный человек всю жизнь, аж до 1989 года, пока про это не перестали спрашивали, писал в анкетах, отвечая на соответствующий вопрос: «Состоял в NSDAP».
— А это зачем? Ну какой из тебя нацист, раз ты даже взносы не платил?
— Ну не мог ж я врать! Из-за этого у меня в ГДР были неприятности. При том что после войны многие настоящие нацисты, по молодости не успевшие натворить делов, попали под амнистию — и от них отстали. А от меня — нет!
Лагерь тот трудовой располагался в горах. Там каре стояли деревянные бараки, в центре — каменный дом, с кухней и столовой. Новички прибыли на место в марте 1944-го. Расположение части было завалено снегом, и первым делом салагам пришлось расчищать территорию.
Такая деталь: по лагерю нельзя было передвигаться шагом, только бегом! Даже ночью в сортир — на скорости.
Бойцы той их трудармии, по идее, должны были что-то строить или рыть окопы — но до этого не дошло, всё ограничилось муштрой. Похоже на армию, с той разницей, что вместо винтовок новобранцам выдали лопаты. И вот они с этим шанцевым инструментом маршировали, со строевой песней. Ну и, как в армии, молодые бесконечно убирали плац, мыли полы в казарме, чистили сапоги, надраивали пуговицы. А еще у них там то и дело были построения. Нашел фельдфебель в бараке пылинку — значит, заново всё мыть и перемывать. Немцы, Ordnung — ну понятно, да?
И про немецкий характер. Вот как победили крыс, которых полно было там в бараках. Поймали одну, облили бензином, подожгли и выпустили. Она побежала к своим. Те предупреждение поняли — и ушли по-хорошему.
— Жестоко — но вопрос решился, — Райнер так это прокомментировал.
Как-то бойцам на обед выдали тухлые сосиски. Один наивный дурачок пожаловался на это унтер-офицеру, простодушно полагая, что щас справедливость восторжествует. Но вместо замены плохих сосисок («сосиски сраные», как обзывал Брежнев социалистические страны) на хорошие всех построили на плацу и заставили хором скандировать: «Сосиски — свежие!» Орали, пока фельдфебелю не надоело. Красивая история про пропаганду.
Через пару месяцев курсантов перевели под Ганновер и придали зенитной батарее. Не простой, а сдвоенной — восемь орудий вместо четырех. Это называлось — VI. schwere Flakbatterie 461, т. е. 6-я тяжелая зенитная батарея № 461. Тяжелая — потому что орудия серьезные, калибр 88 миллиметров.
Как это ни странно, в батарее были и русские. Но не власовцы, нет, а — добровольцы из военнопленных, Hilfswillige, сокращенно — Hiwi. Придали и сколько-то немцев непризывного возраста — 16-летних школьников и стариков. Война шла к концу, но фюрер не терял надежды!
Читать дальше