Владимир Богомолов - Особое задание [Повести и рассказы]

— Ну, не хочешь спать, садись рядом и гляди в овраг.

— В овраг неинтересно.

— А куда же интересно?

— Вон в тот коробок.

— Уже лазил? — встревожился Хорошунов.

— Нет, но хочу глянуть и послушать.

— Не смей! — прикрикнул на него комиссар, словно Миша уже открыл рацию и начал переключать рычажки. Сон у Хорошунова как рукой сняло. Ему только не хватает, чтобы после стольких мытарств кто-то загубил рацию, о которой они мечтали больше месяца.

Он закурил, с удовольствием глотая дым. Конечно, если осторожно открыть крышку, вытащить наушники, поискать в эфире — Москву, можно услышать что-нибудь интересное. И потом, рацию он немножко знает. Запороть не запорет.

Хорошунов подтолкнул Романова, покосившись на громоздкий зеленый коробок. — Миша без слов догадался, о чем его просит комиссар. Ящерицей юркнул в пещеру, ухватился за ремень и потянул на себя тяжелый короб.

Вдвоем открыли крышку. Черная эбонитовая. поверхность с разноцветными тумблерами, волновая шкала, показатели питания — все было видно, как в раскрытой книге. Иван Федотович осторожно приложил один наушник к уху, поставил рычажок на включение — замигал зеленый глазок индикатора. Наконец он нажал черную клавишу. Словно преодолевая грозовые разряды, в пещеру пробрался трескучий звук.

— Слушай, ты же понимаешь немецкий. — Хорошунов протянул наушник Мише.

— Внимание! Внимание! — говорил встревоженный голос. — Доводится до сведения всех частей, расположенных в полосе Котельниково — Потемкинская и Ремонтная — Цимлянская, что в этом районе обнаружена партизанская группа численностью до роты…

Говоривший приказывал всем вверенным ему подразделениям принять самые решительные меры в борьбе против партизан…

— Теперь они устроят на нас облаву, — сказал Миша, довольный тем, что их группу приняли за целую роту.

Хорошунов нажал другую клавишу. В наушниках раздался треск, и все звуки исчезли. Иван Федотович тихо вращал рубчатое колесико волновой шкалы. Огкуда-то издалека, казалось, из вселенной в песчаный карьер долетели слабые сигналы, их перебивал невнятный голос. И вот они услышали русскую речь. Сомнений не было. Это говорила Москва. Они узнали голос Левитана. Советский диктор сообщал, что в районе Сталинграда наши войска перешли в наступление и за пять дней боев, прорвав фронт противника, соединились в районе города Калач-на-Дону… Окружена армия Паулюса. Ведутся бои по уничтожению группировок…

Хорошунов крепко прижал к себе мальчишку.

— Скоро конец, Миша! — шептал взволнованный Иван Федотович. — Зря мы пошли к Ростову. Нужно было двигаться к Красноярскому. Оттуда рукой подать до Калача. Ну, ничего. Свяжемся с центром, получим директиву.

Он выключил рацию, объяснив:

— Питание нужно беречь. Главное мы с тобой знаем.

Комиссар закрыл ящик, запрятал в гнездо антенну и, причмокивая, как малыш конфетой, опять закурил.

— Мишка! — воскликнул радостно — Хорошунов. — Ты не представляешь, какое грозное оружие у нас появилось!

Он глянул на только что крепко спавших товарищей. Все они с затаенной искрой надежды смотрели на комиссара. То ли голос московского диктора, то ли восклицание Ивана Федотовича, то ли шестое, подсознательное чувство свершения чего-то сверхъестественного разбудил их. Теперь они напряженно ждали слова своего партийного вожака. И он, глотая вместе с., дымом тугой комок, взволнованно сказал:

— Товарищи, друзья! Под Сталинградом Красная Армия перешла в наступление!

Не сговариваясь и не ожидая команды, все дружно, но негромко прокричали «ура». Хотя в душе они верили, что скоро врагу будет на несен сокрушительный удар у стен волжской крепости, но известие все равно ошеломило их своей неожиданностью, И от сознания того, что каждый из них z — причастен пусть маленьким, крошечным вкладом к этому событию, чувство радости, гордости переполнило их сердца.

Их лишения, муки, жертвы не пропали даром. Пусть враг еще силен, бешено сопротивляется, пусть он еще свирепствует на их священной земле, но этому грядет конец. Пройдет от силы месяц, другой, и Красная Армия раздавит эту коричневую чуму, зажатую в стальном кольце междуречья.

— Мы сделали многое, — сказал Хорошунов, снова закуривая. — Но, думаю, что предстоит нам сделать больше. Во-первых, во что бы то ни стало мы обязаны доставить в отряд рацию в целости и невредимости. Ей же цены нет, дорогие ребята! Представляете, свяжемся с центром, который, наверное, все жданки прождал… Свяжемся с центром, доложим: так, мол, и так — жив курилка. Не просто живет, хлеб жует, но кое-что и делает… — Ивана Федотовича прямо-таки прорвало. Он говорил, захлебываясь от восторга и счастья, спеша вобрать воздух, говорил в этой полутемной, дикой пещере столько, сколько, очевидно, не говорил после того, как ушел из райкома партии на фронт.