Владимир Богомолов - Особое задание [Повести и рассказы]

— И еще будет делать, — подал голос Красноюрченко..

— Точно! — поддержал его Хорошунов. — Второе, что сделаем, ребята, это нападем на ближайший гарнизон, уничтожим его ко всем чертям, соберем митинг и расскажем нашим советским людям правду о Сталинграде, о — нашей борьбе в тылу оккупантов… Л потом за-минируем дорогу. Немцы сунутся и — без плацкарты на тот свет! И еще вот что: кому-то непременно нужно срочно пробраться в Котельники, связаться с подпольщиками, узнать, где и сколько действует партизанских групп… А когда объединимся…

О том, что они будут делать, когда произойдет желанное объединение партизанских сил, комиссар не смог поведать своим партизанам. Потому что в это1 время на краю обрыва появилось несколько солдат в длинных темных шинелях. Они вытянулись цепочкой вдоль крутого склона и, указывая вниз, начали о чем-то договариваться.

— Немцы, — прошептал Хорошунов, надеясь, что враги появились случайно, а не пришли по их следам. Но на всякий случай он машинально направил ствол автомата в их сторону. Все затаились, будто немцы стояли не в сотнях — метров от — них, а у самого входа в пещеру.

«Пока — есть время — лихорадочно думал Хорошунов, — будем уходить. Сначала — за мысок, а оттуда — в овраг…»

Подошедшие не решались спуститься в карьер, и это насторожило еще больше Хорошунова. — Значит, враги появились не случайно. Просто они боятся сунуться, ждут подмоги. Ну, а нам ее ждать неоткуда. Он приказал двум бойцам с рацией выбираться и уходить оврагом в степь.

— Держитесь левее, — напутствовал он их. — Подальше от грейдера. В случае чего, один уходит, другой отвлекает немца на себя…

Сливаясь с серыми глинистыми выступами, двое ползком выбрались из пещеры в овраг. Хорошунов ни на секунду не спускал глаз с топчущихся у обрыва немцев и румын. Миша уже взял на мушку первого, кто попытается сделать хоть шаг по тропинке в карьер.

— Ты, герой, тоже иди с ними, — предложил пионеру комиссар. Но Миша отрицательно махнул головой. — Надо же их прикрывать кому-то, — попробовал его убедить Хорошунов.

— Пошлите Красноюрченко, а я — с вами. Иван Федотович сердито глянул на Мишу.

Тот, не замечая его взгляда, продолжал следить за врагами. «Может, — все обойдется», — решил про себя комиссар и кивнул бойцу Красноюрченко. Тот молча протянул оставшимся руку и быстро по-пластунски выбрался из пещеры, юркнул за мыс и бесшумно исчез в том же направлении, куда скрылись двое с рацией.

Прошло с полчаса, прежде чем над обрывом появилось еще несколько солдат в высоких черных и белых папахах. Подъехала подвода. Солдаты достали с нее лопаты и начали спускаться вниз.

— Ну, теперь не дышать, — приказал Хорошунов, продолжая зорко следить за врагами. Те подошли к яме, откуда не так давно брали песок, и начали выбрасывать его в одну сторону. «Или для кого-то яму копают, или песок для отправки готовят?» — терялся в догадках Иван Федотович, пока не увидел, что яма углубляется и выравнивается. «Значит, кого-то расстреливать привезут», — сделал окончательный вывод комиссар и поглядел на своих товарищей. Те тоже прекрасно. поняли, для кого предназначается яма, которую молча копают солдаты.

Когда они скрылись в яме, на краю карьера остановилась легковая приземистая автомашина. Из нее вышел офицер и приказал прекратить работы. Повеселевшие землекопы выбрались из ямы и, балагуря, наперегонки побежали вверх по тропинке, выкрикивая: «Ремонтная, Ремонтная».

«Кого-то в Ремонтную отправляют, — догадался комиссар. — Может, тех, кто Флад взорвал, а может, других…»

Как только в степи снова стало тихо, Хорошунов снял треух, вытер обильный пот со лба и улыбнулся: пронесло.

С наступлением сумерек они вылезли из укрытия и той же тропой, которой днем, ущли трое, двинулись на запад. Дневное солнце и ветер уничтожили следы Красноюрченко и его товарищей. Лишь кое-где в низинах едва виднелись тяжелые отпечатки ботинок. Там, где овраг раздваивается, партизаны взяли левее, надеясь догнать группу с рацией в степи.

Они прошли десять, пятнадцать километров, но следов группы нигде не обнаружили. Зато вышли к хутору, протянувшему свою единственную улицу вдоль лимана какой-то речушки, подошли во тьме. Худосочные белесые дымки кое-где поднимались над камышовыми крышами, сквозь окна, очевидно, сельсовета или школы едва-едва пробивались скупые полоски света. Улица, словно предупрежденная кем-то, притаилась в немом ожидании: ни голосов, ни лая собак. От этой затаенной тишины (а может, от знобящего сиверка) по спине поползли мурашки.