Владимир Богомолов - Особое задание [Повести и рассказы]

— Бежим! — услышал Миша чей-то голос справа. Инстинктивно он рванулся назад, за кювет, и в это время в его руке мелькнула граната.

Хорошунов выхватил гранату и, отскакивая от бешеных колес, готовых вмять его в землю, швырнул ее в машину.

Лимонка, разбив стекло, так оглушительно грохнула внутри, что в ушах у Миши зазвенело. Слепящее пламя выплеснулось из легковушки, которая подпрыгнула и замерла.

Миша, забыв об осторожности, бросился к «мерседесу», надеясь найти какие-нибудь важные документы. Хорошунов не успел окликнуть его, как он уже рванул на себя дверцу. В лицо ему ударило жаркое пламя, а к ногам свалился офицер, шуба которого напоминала факел. Миша, обжигая руки, распахнул огненную шубу. Но на кителе не было ремней, портупеи и планшета.

С другой стороны к машине подбежали двое партизан. Но в это время языки пламени про-брались в мотор, а вот-вот мог произойти взрыв бензобака. Хорошунов тут же очутился возле Миши, схватил его за шиворот и оттащил в кювет, крикнув другим:

— Ложись!

Новый взрыв оглушил степь. Куски раскаленного металла фейерверком взметнулись в черное небо. Бензин, выплеснувшийся на дорогу, горел синим прозрачным пламенем, слизывая снег с колеи.

— Быстрее, быстрее, — торопил товарищей Хорошунов, подталкивая их через дорогу. — Идите прямо все, все, — крикнул он, видя, что Романов остановился подле него.

Первый километр они не шли, а бежали, то увязая в снегу на дне балок, то стуча обледенелыми подошвами по звонким замороженным проселкам. Пот заливал лица, в ногах появилась усталость, дышать становилось все труднее. Но Хорошунов, не желая замечать утомленности разведчиков, не меняя шага, все торопил и торопил группу. Он знал, что через десять, пятнадцать, двадцать минут на место происшествия прибудут немцы или румыны. Они не могли в. ближайших хуторах не слышать взрывов и стрельбы. Чем дальше успеют партизаны оторваться от — преследователей, тем больше шансов — на полный успех операции.

«Дадно нам так не везло, — думал Миша, труся около комиссара. — Если б так каждый день нападать на немцев, из них никого бы не осталось. А то все только смотри, запоминай. Встретишь одного-двух — нападай, а если взвод, рота — уходи, прячься. Будто не мы, а они на своей земле. А Иван Федотыч молодец, отчаянный и смелый мужик. Теперь с ним буду проситься на дело».

Партизанам казалось, что опасность миновала. Они, еле волоча ноги, спустились в глубокий песчаный карьер, и, укрывшись в пещере, решили передохнуть до сумерек.

Как только закусили и запили хлеб талой снеговой водой, почувствовали, блаженное умиротворение входит в душу, в сознание — сделано все, что в силах, и теперь — спать.

Иван Федотович присел на — корточки возле входа, откуда открывался великолепный обзор всего карьера, так что незаметно к ним никто не сможет подобраться. Он, словно деревянные ходули, вытянул ноги, положил на них автомат, потом глянул на светящийся циферблат часов и сказал:

— Всем спать.

Люди, кажется, только и ждали этой команды. Не успел Миша поудобнее пристроиться, как справа и слева раздалось тихое посапывание товарищей. Слушая сонное дыхание, бормотание, кашель, Миша никак не мог заставить себя закрыть веки и ощутить тяжесть обезволенного сном тела.

Ему почему-то казалось: стоит хоть час вздремнуть, произойдет что-то страшное, непо-правимое. «Не могут фрицы согласиться с тем, что мы стащили у них рацию», — думал Миша, разглядывая загадочный, как волшебная шкатулка, громоздкий коробок. И что в — этой шкатулке— добро или зло? Оживет она завтра в умелых руках Люды или в землянке будет царить гробовая тишина?

А что если — попробовать включить аппарат прямо сейчас? Хорошунов предупредил, что голову снимет с того, кто попытается прикоснуться к рации.

Миша приподнялся и поглядел на комиссара. Тот отчаянно боролся со сном. Его тяжелая, как — кузнечная кувалда, рука то и дело подпирала падающую голову. Наконец рука свалилась на приклад автомата, и голова опустилась на грудь Иван Федотович спал очень чутко. Стоило Мише повернуться, как глаза комиссара, приоткрывшись, сердито заглянули в пещеру. Убедившись, что все в порядке, они снова прикрылись тяжелыми веками.

Миша подполз к Хорошунову.

— Иван Федотович!

— Ну, что тебе?

— Вы ложитесь, а я посижу. Не спится.

— Тебе какой приказ дан? — наконец открыл глаза Хорошунов.

— Не спится, — сказал Миша таким тоном, что Иван Федотович понял, что все его разговоры о сне не будут иметь успеха. Он увидел в черных больших глазах Романова озорных бесенят. «Что-то задумал, чертенок, — отметил про себя Хорошунов.. — А, может быть, действительно возбужден всем пережитым, и сон от него, как парус от ветра, бежит».