Алиса Ханцис - Аквариум

Даже схема подземки восхищала меня. В чудовищном переплетении разноцветных линий была ясность и гармония. Я мог сидеть целый час и водить пальцем по карте, повторяя удивительные названия: «Семь сестер», «Слон и замок», «Королевский дуб». Я нашел свою собственную сказку — на всю жизнь.

После школы я, конечно, приехал учиться в Лондон. Первые несколько месяцев я только и делал, что покорял его подземные просторы. Вначале я старался придумывать поводы, чтобы забраться подальше от первой зоны, которую я облазил в первые же недели. Например, посещение какого-нибудь парка. Но потом прогулки стали самодостаточными. Ехать по неизведанному маршруту, слушать незнакомые названия станций — это было упоение первопроходца. Иногда со мной ездила Джейн, моя одногруппница по колледжу, но чаще я путешествовал один, так мне нравилось больше.

Мое непонятное для окружающих хобби обходилось мне недешево, но любая страсть требует вложений, даже коллекционирование пивных пробок. И я был готов платить за свое удовольствие.

Любимой станцией в Лондоне у меня была Майда Вейл. Странное волнение охватывало меня, когда я приближался к ней, минуя Паддингтон и Уорвик-авеню. А при виде ее трогательно старомодных мозаик в кассовом зале становилось легко и спокойно на душе. Я выходил на улицу и отправлялся гулять без цели, чтобы только вернуться потом к элегантному темно-вишневому павильону. Не знаю, что тянуло меня в этот район. Джейн, которая, по странному совпадению, жила в доме напротив станции, как-то сказала, что ей тоже нравится Майда Вейл, потому что рядом находится звукозаписывающая студия, где работали «Битлз». Мне же не было до этого дела, я уже давно не нуждался в дополнительных источниках удовольствия от прогулок на метро, да и музыку я почти не слушал.

До определенного момента моя страсть к метро ограничивалась лондонской подземкой. Но растущий аппетит к изучению этого чарующего мира погнал меня дальше, и на летние каникулы я поехал в Глазго. Эта авантюра захватила меня целиком, несмотря на обиды родственников, считавших, что я должен больше времени проводить с ними. Я впервые ехал так далеко — познавать частичку подземной жизни гористой Шотландии. При мысли об этом в душе всколыхнулись детские воспоминания о гномах и их золоте. И вот, наконец, я оказался под Глазго и пустился в бесконечный карусельный путь, ведь единственная линия метро в этом городе — кольцевая. Можно было бы предположить, что после дьявольского переплетения десятка с лишним лондонских веток такой аскетизм разочарует меня, но этого не случилось. Я чувствовал себя так, будто отыскал одно из гномьих сокровищ — магическое кольцо из темного золота. В этом метро была какая-то тайна, а в его цикличности — своя философия. Из-за оранжевого цвета символики и вагонов ее называли «Заводным апельсином». Позже я узнал от Джейн (она навязалась мне в попутчики, сказав, что хочет навестить родных в Глазго), что это название одной из ее любимых книг. Потом она даже подарила мне эту книгу на Рождество, и я прочел ее, когда торчал в аэропорту из-за отмены рейса, но она мне не понравилась.

Да, аэропорты вскоре стали неотъемлемой частью моей жизни. Метро в Ньюкасле появилось только в восьмидесятом году, а в то время за новыми впечатлениями мне пришлось ехать на континент. Париж встретил меня клошарами, ночующими на станциях, бродячими музыкантами в вагонах и витиеватым декором в стиле модерн. Мне пришлись по душе и подземная, и наземная жизнь города. Весенний воздух опьянил меня, взору вдруг открылись стройные девушки в соблазнительных платьях, и мне невольно вспомнилась Джейн, которая, в общем-то, была очень даже ничего на фоне этих прелестниц. Я так расчувствовался, что послал ей открытку с Эйфелевой башней — не знаю зачем, просто вышел со станции Ришар-Ленуар и забежал на почту. Потом я, конечно, пожалел об этом порыве, но было поздно.

К моменту окончания колледжа я побывал в пятнадцати городах Европы с подземной жизнью разной насыщенности. По небольшим странам было удобно передвигаться автостопом, успевая осмотреть несколько городов за одни каникулы. Мне постоянно не хватало средств, от родителей я ничего не ждал, поскольку разругался с ними, и Джейн меня здорово выручала. Она часто одалживала мне денег, а потом даже взялась подкармливать и в конце концов переехала ко мне жить. Я был не против.

К тому времени я уже собирал билеты всех метрополитенов, где бывал, и хранил их в специальном альбоме. На стену я повесил карту мира и отмечал на ней свои маршруты. Меня пустила в свои фантастические недра Москва с ее подземными мраморными дворцами, от которых захватывало дух. Я получил наглядный урок политической географии, сравнив метро Восточного и Западного Берлина, и посетил «самую длинную картинную галерею в мире» — прорубленные в скалах и расписанные художниками станции Стокгольма. Я был молод, одержим страстью и чувствовал, что моя жизнь наполнена особым смыслом. Знакомые к этому моменту переженились и утонули в бытовой рутине, а я был свободен. Заключение брака спустя пару лет не сковало меня: это была простая формальность — почему бы и нет, раз все равно живем вместе.