Гейнц Зенкбейль - Воспитание жизнью

— Ах, ты опять приехал! Ну входи же.

«Будь что будет, — мысленно решил Тель, — отступать уже поздно…»

Оба сели. Она — на диван, а он — в кресло напротив. Она откинулась на спинку дивана, отчего расстояние между ними еще больше увеличилось, ноги скрестила. И начала открывать пачку сигарет. Таких холеных рук Тель никогда еще не видел ни у одной из женщин. Сигареты были незнакомые: красивые, ароматные, с длинным фильтром.

Она протянула пачку и ему, но тут же спохватилась:

— Ах, я совсем забыла, ты ведь не куришь… Или, быть может, начал?..

— Может, нам лучше выйти на воздух? — неожиданно предложил он.

— Как хочешь.

Она предложила посидеть в ресторане, но он наотрез отказался, решительно заявив, что, кроме нее, не хочет видеть сейчас ни одной души.

Молча они вышли из дома и направились в небольшой парк, что был неподалеку. По парку медленно прогуливались старики-пенсионеры из соседнего дома престарелых.

Тель и Елена присели на скамейку.

— Есть ли смысл продолжать наши отношения? — напрямик спросил Тель.

— Вряд ли, — тихо ответила она.

— Скажи, почему все так произошло?

— Потому, что ты так напорист, — проговорила она раздраженно.

— Только не начинай старой песни!

— Нужно мне… — небрежно бросила она, доставая новую сигарету. — Будь благоразумен. Что за жизнь нас ждет, если мы поженимся?

— Будем жить, как положено супругам… Вместе, разумеется…

— Кто же к кому переедет?

Лейтенант пожал плечами:

— Разумеется, ты ко мне… Все очень просто…

— Все очень просто! — перебила она его. — Это у тебя все просто, а у меня нет. Неужели ты не видишь, какой ты упрямый?

— По-твоему, выходит, я должен перебраться к тебе? А сначала бросить армию, так?!

— Такая возможность не исключена…

— Я на это не соглашусь!

— А я не собираюсь идти у тебя на поводу! — Холеная рука с сигаретой задрожала, серебристый пепел упал на землю.

— Я ни в коем случае не собираюсь увольняться из армии, — холодно произнес лейтенант. — Неужели ты этого не понимаешь? Я нужен в части. Мой уход был бы расценен как предательство! Тем более что в последнее время я работал плохо…

Всю эту неприятную сцену Тель еще и еще раз вспоминал на обратном пути в часть. Ехал он на бешеной скорости, так что деревья, росшие по обе стороны дороги, мелькали у него перед глазами, сливаясь в сплошную зеленую полосу.

— Ты просто романтик! Идеалист! — с нотками сожаления сказала Елена, когда они прощались. — Ты готов всем жертвовать ради других, а я вовсе не хочу, чтобы пропал мой диплом, не хочу отказываться от своей работы ради того, чтобы поселиться в твоей деревушке…

Стемнело, а Грет и Якоб все еще находились на морском берегу. Тихо шуршали, набегая, волны. Ветер доносил со стороны казарм музыку из громкоговорителя. Это были марши, которые не очень-то подходят для расставания с девушкой.

Якоб долго не отводил глаз от лица Грет.

Положив ей руки на плечи, он тихо сказал:

— Я люблю тебя, Грет. Еще ни одна девушка не была для меня такой близкой, как ты! — и подумал: «Всего какой-нибудь час назад я считал, что сегодняшний день для меня безнадежно потерян. А ты, Олаф, пришел как раз не вовремя…»

Однако, как только мальчуган скрылся из виду, Грет довольно больно толкнула Якоба локтем в бок и решительно потребовала:

— Знаешь, Якоб, если ты немедленно не расскажешь мне об этом мальчугане, я сейчас же уеду отсюда!

— Уж больно длинная это история, — хотел было отговориться Якоб.

— А я люблю слушать длинные истории.

Они стояли друг против друга. Радио в казарме замолкло.

«Я с тобой теперь никогда не расстанусь», — думал он, глядя в большие ясные глаза девушки.

— У меня в жизни тоже были тяжелые моменты, Якоб. Такие тяжелые, что даже представить трудно. Было мне тогда семнадцать лет, и я попала в одну северную деревеньку, в которой никогда не бывала раньше. Попала не одна, а с группой, в которой был двадцать один парень, а девушка — одна я. Послали нас туда для изучения новой сельхозтехники. Никаких иллюзий, разумеется, мы не строили, потому что понимали: задание нам поставлено ответственное. Однако на самом деле все оказалось намного сложнее. В селе никто не хотел считаться с девчонкой, да еще такой сопливой, какой я тогда была. Квартиры мне не дали, и я в течение нескольких недель была вынуждена спать в старом замке, в кабинете бывшего бургомистра, на старом диване. В комнате всегда было полно народу, столбом стоял сигаретный дым. И хотя я очень уставала за день, спать ложилась поздно. Однако и ночью настоящего покоя не было, так как в кабинете стоял телефон старого-престарого образца, который часто громко звонил по ночам. Я накрывала голову подушкой, чтобы не слышать его, но это мало помогало… Правда, товарищи из районного отдела как-то сказали мне, что, если мне очень трудно, они могут отозвать меня оттуда…