Еще ни разу путь к району учений не казался мне таким долгим и длинным, как в последующие два дня, когда я от зари до сумерек вынужден был рисовать на камнях полоски.
«Зачем, — мысленно спрашивал я себя, с ожесточением обмакивая тонкую кисточку в розоватую жидкость, — зачем, черт побери, этим камням понадобились розовые жабо, которые к тому же легко смываются дождем? Какая польза от этой работы? Разве для этого я получал аттестат зрелости? Интересно, как чувствует себя на подобной работенке Гертлет из второй роты, ведь у него в кармане диплом химика. Или Клингер из третьей роты, дипломированный архитектор? До армии они занимали ответственные посты, а здесь вот уже два дня подряд рисуют жабо на каждом камне, через каждые десять метров…
Да здравствует, — мысленно воскликнул я, повернувшись к лесу, — научно-техническая революция! Да здравствует повышение производительности труда! Размахивайте как следует кисточками, физики, химики, учителя, доценты! Математики, кибернетики, техники! Специалисты-высокочастотники, прогнозисты, агрономы, верхолазы, пищевики, нефтяники! Все абитуриенты! Вы — будущее республики! А у республики вас сотни тысяч. Поэтому не отворачивайте свой нос от разрисовки камней! Работайте с радостным лицом! Пошевеливайтесь! За работу, за работу! Только тут вырабатывается настоящий характер! Понятно?
Нет, — думал я, — нехорошую работу мне дали: больше двухсот камней, по одному на каждые десять метров, точно выстроившиеся в ряд девицы-пансионерки с розовыми ленточками на шее. А ведь каждая работа должна иметь смысл».
Вечером накануне прибытия инспекторов пошел дождь. Камни стали похожи на брынзу, вымазанную малиновым киселем. На следующее утро офицеры-инспекторы, втянув голову в плечи и укрывшись плащ-палатками, промчались на газике в район учений. Они не смотрели ни направо, ни налево, они вообще не интересовались подобной ерундой. Их интересовало только то, как мы стреляем из наших танков. Этим они интересовались досконально. А наша рота стреляла так, словно где-то что-то рушилось…
«Однако можно ли оправдывать мое злорадство, — думал я, — поводом для которого послужил этот случай и многие другие до и после него? Какое бы задание мне ни дали, разыгрывать из себя мученика я не имею права. Каким бы трудным оно ни было, личную ответственность за его выполнение с меня никто не снимет».
Личная ответственность — эта тема была для рядового Штриглера любимым объектом для размышлений. О ней он думал и теперь, когда хоть и по пустячному поводу, но все же поддержал своего унтер-офицера.
Штриглер, каким бы нестойким он ни казался, был человеком тонким. Он часто задумывался над всем, что происходило вокруг. Естественно, он мог ошибаться, но потом сам же страдал от своей ошибки или слабости.
Личная ответственность… Как торжественно звучат эти слова! Над этим следовало бы хорошенько подумать.
Штриглер упустил свой шанс в тот день, когда в их комнате стало известно об отстранении ефрейтора Бергемана от обязанностей командира танка.
«Наверное, его это здорово задело», — подумал про себя Штриглер.
До сих пор он не испытывал особой симпатии к ефрейтору, а себя считал обойденным. Бергеман не закончил средней школы, но, несмотря на это, всегда лез вперед: красноречивый, самоуверенный, веселый, предупредительный и в то же время зубастый. Штриглер постоянно чувствовал, что ему никак не угнаться за Бергеманом.
«Ну вот, теперь и его как следует стукнули. Так ему и надо, этому выскочке! И вечно он бахвалится: «Мой танк, мой наводчик, мои успехи с моими ребятами…»
О скором прибытии во взвод нового командира танка Якоба Тесена они узнали вечером. Тот день у них был очень трудный: меняли траки у гусеницы в танковом парке под пронизывающим ветром. Они до чертиков устали, руки окоченели от холода, к тому же все очень проголодались, так как время шло к ужину.
Ефрейтор Бергеман сделал вид, что его нисколько не тронуло понижение в должности. «Я вовсе не цепляюсь за эту должность», — казалось, говорило выражение его лица. Молча он достал свои вещички из шкафчика и занял новое место.
«Однако он неплохо владеет собой», — подумал про него Штриглер, и на какое-то время ему даже стало жаль ефрейтора.
— Надеюсь, что вы, по крайней мере, довольны мной? — осведомился Бергеман у ребят.
Штриглер молчал, а Петцинг только кивнул головой.
— Или я был к вам несправедлив? — продолжал Бергеман.
Читать дальше