Гейнц Зенкбейль - Воспитание жизнью

Мысленно он опять обратился к отцу:

«Так вот, отец, твой рассказ был хорош, мораль его ясна. И все же результатов не последовало. Уговорить Штриглера мне не удалось, и, следовательно, на стороне Якоба Тесена никого не будет. А сам унтер-офицер с полным правом потребует, чтобы его рапорт о переводе был наконец рассмотрен…»

— Кого это ты с собой привел? — спросил мальчуган Якоба, выбежав на берег и увидев, что тот идет в сопровождении трех товарищей. Белые резиновые сапожки малыша и узкая бутылка с длинным горлышком стояли на берегу.

— Знаешь, это наши ребята, — сказал Якоб, — они пришли вместе со мной. Вот этого, слева, зовут Петцинг. Он заряжающий, и наивным человеком его не назовешь. А почему, я сейчас тебе объяснить не могу по некоторым соображениям. Да и ему самому неловко будет слушать о себе. А тот, что стоит с ним рядом, худой, это рядовой Штриглер — наводчик орудия. Сейчас он, пожалуй, только тем и занимается, что считает, сколько ему осталось до демобилизации. А толстяк, что стоит за ним и ухмыляется, это Бергеман. Он механик-водитель нашего танка. Однако восхищаться им не следует. Он как раз довольно ленивый человек.

При этих словах Якоба ефрейтор попробовал было запротестовать, но унтер-офицер жестом остановил его и продолжал:

— Бергеман, между прочим, хвастает, что он спортсмен. Но он такой же спортсмен, как я профессор университета. В общем он порядочная обуза, которая вместе с двумя вот этими типами висит у меня на шее.

Попрыгав попеременно то на одной, то на другой ноге, мальчик стряхнул с них капли воды.

— А чего им здесь нужно? — спросил с детской наивностью.

— Они не верили, что ты маленький мальчик.

— А кто же я еще?

— Ну, может быть, маленькая девочка…

— Вот еще! — В голосе мальчугана прозвучала открытая обида. Он с трудом натянул на мокрые, испачканные в песке ноги носки и попытался влезть в свои резиновые сапоги. — А почему ты сегодня так долго не приходил? — спросил он.

— Я не мог прийти раньше. Сегодня я получил хорошую весть, — сказал Якоб.

— По почте?

— Да, по почте.

— А что это за весть?

— Этого тебе еще не понять, Олаф, — сказал Якоб.

Наконец мальчуган натянул сапожки. Несколько раз он притопнул ими по сырому песку, чтобы они лучше сидели на ногах. Потом, ткнув пальцем на песчаную полосу позади себя, сказал:

— Я тебе там кое-что нарисовал.

Солдаты подошли поближе и вытянули шеи. Петцинг вдруг покатился со смеху:

— Это еще что за смешные каракули?

Мальчуган задрал голову кверху. С его светлых гладких волос каплями стекала вода, а курносый нос казался особенно бледным. Обведя вопрошающим взглядом солдат, он остановился на Якобе:

— Неужели он действительно не узнает?

— Видно, не узнает, — сказал Якоб. — А может, это из-за того, что он смотрит на рисунок сбоку.

— Да я же нарисовал здесь танк, такой же, как у вас! — В голосе мальчика прозвучал упрек.

Штриглер пожал плечами, Бергеман усмехнулся, а Петцинг беззвучно рассмеялся:

— Танк? Это, скорее всего, сломанная детская коляска!

— Правда? — спросил Олаф дрожащим голосом, обращаясь к Якобу.

— Если это танк, Олаф, то он должен выглядеть немножко иначе… — успокоил мальчика Якоб.

— Это потому, что я еще ни разу в жизни не видел настоящего танка. Покажите мне хоть разок ваш танк!

Унтер-офицер смотрел на мальчугана, не зная, что сказать.

«У малыша не только нос бледный, но и щеки. А тонкие губы выглядят совсем синими», — подумал он и спросил:

— Олаф, ты, может быть, замерз?

Мальчуган, казалось, не расслышал вопроса, продолжал говорить о своем:

— Вы только поднимите меня через забор и возьмите с собой.

— Нет, Олаф, этого делать нельзя.

— Почему?

— Я ведь тебе уже однажды объяснял!

— Ты нехороший! Я ведь только хочу взглянуть на танк, чтобы потом нарисовать его здесь как следует, — с горечью произнес мальчуган, и губы его задрожали.

«Довольно, — подумал Якоб, — мальчик озяб», а вслух сказал:

— Пожалуй, в другой раз, Олаф. А теперь — марш домой, иначе ты заболеешь!

— Когда это в другой раз? — заупрямился мальчуган.

— Ребята, хватит, пошли! — снова вмешался в разговор Петцинг.

Но Олаф не хотел сдаваться:

— Когда мне можно будет пойти посмотреть ваш танк? Завтра?

Все трое молчали, а Бергеман и Петцинг даже отвернулись, сделав вид, что они здесь ни при чем.

— Послушай, Олаф, — начал Якоб, — настоящий танк мы тебе действительно показать не сможем. Он в гараже, гараж заперт, а перед ним стоит часовой и никого туда не пускает, даже таких малышей, как ты. Но, быть может, мы покажем тебе когда-нибудь маленький танк, очень похожий на настоящий. А если ты сейчас меня послушаешься и сразу же пойдешь домой к своей сестре, мы тебе его подарим насовсем. Ты меня понял?