Гейнц Зенкбейль - Воспитание жизнью

За несколько дней до этого Тель получил одно за другим два письма. Первое было толстым и лежало в красном конверте, от которого пахло дорогими духами.

Взяв письмо в руки, лейтенант мысленно спросил самого себя: «Хороший ли это знак, что она так много написала?»

Вскрыв конверт, он начал читать.

Невеста с мельчайшими подробностями описывала свою очередную поездку в Прагу. Сначала речь шла о полете из Берлина в Прагу, а потом последовало красочное описание пражских достопримечательностей: Градчан, Карлова моста, площади Святого Вита и еврейского кладбища.

«Зачем столько подробностей? — мелькнуло в голове у Теля. — Ведь она уже не в первый раз посещает Злату Прагу. Уж если и писать, так пиши о том, что на самом деле интересно».

Далее в письме шло описание членов делегации, в которую входил один профессор («Ну и что из этого?»), два доктора наук, и притом довольно молодых («В этом в наше время нет ничего удивительного!»), один из которых недавно опубликовал книгу об экономических проблемах. Заканчивалось письмо самым простым приветом.

«В письме нет ни слова о нас, о наших с ней отношениях, — с неудовольствием подумал Тель, — ни слова о предстоящей свадьбе, о нашей совместной жизни. Человеку, который пишет такие длинные письма, видимо, есть что скрывать. Эх, Елена, Елена, мне кажется, у нас с тобой все идет насмарку…»

На следующий день он получил другое письмо — от отца.

Нужно сказать, что писал полковник обычно очень редко и все его письма были похожи на телеграммы, а присылал он их ко дню рождения, к Первому мая, к Дню республики.

На сей раз письмо отца начиналось несколько необычно:

«Перечитывая произведения Фрунзе (его отец очень уважал и даже любил), я натолкнулся на нечто новое, кое-что перечел совершенно другими глазами…»

Далее следовала довольно пространная цитата из речи М. В. Фрунзе, которую тот произнес 1 августа 1924 года на торжественном заседании Военной академии РККА, посвященном 4-му выпуску ее слушателей:

«…Вы должны вернуться в атмосферу довольно-таки серьезную, в атмосферу обыденщины, обывательщины, с ее рутиной, с ее будничными крохоборческими интересами. И несомненно, что эта обстановка, эта атмосфера будет являться величайшим препятствием для достижения тех целей, о которых я сейчас вам говорю. Но плох будет тот из вас, кто впадет в уныние, кто впадет в состояние апатии. Настоящий вождь-революционер, вождь-организатор именно и будет испытан здесь, в этой практике, в этом опыте повседневной будничной работы. И только тот из вас может претендовать на роль настоящего красного генштабиста, настоящего организатора и вождя Красной Армии, который с этой обстановкой сумеет справиться, не даст ей подчинить себя и сумеет и себя продолжать учить и других вести за собой. Об этом последнем вы должны точно так же помнить постоянно…» [2] Фрунзе М. В. Избранные произведения. М., 1965, с. 170.

«И к чему только он мне все это пишет?» — думал Тель, продолжая читать письмо дальше.

«…Я доволен, что ты, мой сын, мой дорогой мальчик, все делаешь сознательно. Став офицером, ты уже не спросишь, куда тебя пошлют. Надеюсь также, что ты не будешь ссылаться на меня и мою довольно высокую должность, что у нас иногда еще случается. Я интересовался у твоего начальства, как ты там работаешь и служишь, и получил хороший ответ, который наполнил мое сердце удовлетворением. Смотри, сын, не опускай головы ни перед какими неудачами, в том числе и перед сугубо личными.

«Это он намекнул на мои отношения с Еленой, — мелькнуло у Теля в голове. — То ли ему что-то известно, то ли он просто догадывается…»

Тель осторожно сложил письмо, обещая себе, что никогда не подведет отца.

«Выходит, никакой свадьбы пока не предвидится, — пришла в голову мысль. — Не будет у меня жены, которая понимала бы меня с полуслова, которая ждала бы меня по вечерам дома, которая говорила бы мне: «Послушай, меня кое-что тревожит, и потому я хотела бы выслушать твой совет…» Не услышу я и радостного детского крика: «Папа пришел!» И ни дочка, ни сын не поцелуют меня на сон грядущий, не попросят починить коляску для куклы… Не будет воскресных прогулок в зоопарк, когда детишки так охотно подолгу простаивают перед клетками с обезьянами или другими зверями, не нужно будет отвечать на бесконечные детские «почему» и «зачем»…

А вместо всего этого — полковая столовая, офицерское общежитие, комната с четырьмя стенами… Так что, отец, твое письмо хотя и не облегчило мою жизнь, зато заставило меня по-другому смотреть на многое, и за это тебе спасибо».