Натянул на седую голову шапку и пошел обратно в редкий строй фронтовиков.
Учительница кивнула девчушке в коротком клетчатом пальто. Та вышла вперед, сжимая в руке школьную тетрадку.
— В боях за свободу и независимость нашей Родины смертью храбрых пали наши земляки, — прямо глядя перед собой, звонко произнесла девочка и раскрыла тетрадку: — Андрианов Василий. Анищенко Григорий. Большаков Ефим…
После каждого имени она замолкала, и тогда было слышно, как полощется на ветру флаг.
— Вершинин Илья. Вершинин Гордей. Вершинин Василий…
— Верно, трое их было, — шепотом сказала Таисья. — Три брата…
«Кто же наших красноярских помянет? — вздохнула про себя Дарья. — Поди уж ни дорожек, ни полей наших не знатко. Где помянут Ивана, Михаила?»
— Вечная слава павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины, — произнесла девочка и опустила руку с тетрадкой.
— Сергею Баженову, Косте Григорьеву, Павлику Филиппову, Кузьме Жердеву, — неслышно шептала Дарья.
А секретарь парткома уже вручал ветеранам коробочки с наручными часами.
— Вручаются Шарыпову Ивану Поликарповичу… Мустафину Саиду Ахмедовичу…
— Нет его, — сказал кто-то. — Пашет за Сухим Логом.
— Колпакову Андрону Никифоровичу…
— В больнице, — отозвался тот же голос. — Баба его тут. Получи за мужика, Анисимовна.
Сухонькая женщина несмело прошла вперед, взяла часы и, вернувшись на свое место, со слезами на глазах повернулась к памятнику. Низенькая, испитая, в пестреньком плащике и литых резиновых сапогах. В одной руке коробочка, в другой узелочек с чем-то.
С букетиками кондыков подбежали к ветеранам школьники. Малышка лет трех, пухленькая от необмятого комбинезончика, хотела выбежать со старшими, но бабушка поймала ее за капюшон, и малышка, вырываясь, заплакала.
Мужики неловко держали цветы. Стоявший с краю неровной шеренги Матвей Ильин обернулся и положил свой букетик на бетонный приступок, за ним, склоняясь, сложили к подножью пирамидки цветы остальные. Сняли шапки, постояли молча. Малышка перестала плакать, далекий отсюда, чуть слышно гудел трактор, кто-то из женщин в толпе всхлипнул.
Иван Шарыпов, высокий мужик с засунутым в карман пустым рукавом, шагнул вперед и, достав из-за пазухи ракетницу, выстрелил вверх. Вспыхнул в голубизне яркий огонек и, оставляя дымный белый след, угас.
— Митинг окончен, — объявил секретарь парткома. Стало шумно, загомонили ребятишки, люди потянулись с горки.
— Пойдем ко мне. — Дарья легонько тронула Таисью за рукав. — Праздник ведь… Я пирог с рыбой испекла.
Под пирамидкой на бетоне зябли цветочки. Снег вокруг был утоптан и перемешан с землей, но по огородам и на крышах лежал чистым белым покрывалом.
— Эка благодать у тебя в избе, — молвила Таисья, переступив порог. — Продрогла, стужа не знамо какая.
— И так стужа, — Дарья скинула шаль. — Разболокайся, девка. Всегда еще эдак в мае. В тот день, когда война кончилась, тоже падерило.
— Это, поди, у вас там холодна погода была, у нас нет.
— А я думала, везде так, — простодушно сказала Дарья, подходя к печи. — Посиди маленько, сейчас я…
Собрала на стол, достала из шкапчика неполную бутылку «Стрелецкой», налила две граненые стопки:
— С праздником, Тася.
— С праздником, Даша. Уж как ждали тогда его.
— Да уж, поди, никто никогда так не ждал.
Выпили и молча поели. В комнату доносилась музыка — на радиоузле включили уличный репродуктор.
— Ровни-то нашей год от года все меньше приходит. — Дарья кивнула в сторону окна. — Туда — на гору.
— Прибираются мужики… Да и бабы тоже. Все ж оно-то, военное, сказывается. — Таисья вздохнула. — А я у тебя все узнать хотела: Степан-то твой пошто на войне не был?
— Так он же левым глазом почти ничего не видел, да и глухой на одно ухо, ты разве не замечала? — Дарья словно оправдывалась за покойного мужа. — Когда махоньким был, вся левая сторона у него отымалась. Не это, так тоже бы… А то мужики на фронте, а он с бабами. После вроде как стыдился.
— Да это я так. — Таисья сдвинула на край тарелки рыбные кости. — Просто спросила.
— Я ж за него в войну и вышла, — сказала Дарья, помолчав. — Он до того уже два раза женатый был, двоих баб бросил. Знаешь, какие они, мужики, тогда были. И сколько баб одиноких. А у меня первого на фронте убило. Хороший мужик был — Иваном звали.
— А я и не знала, — подняла изломанные брови Таисья. — Вишь, ты кака скрытна.
— Так кому это надо? Мы как сюда переехали, я никому не говорила. Павленчиха из сельсовета по деревне ходила солдатских вдов переписывать, так и той не сказалась. Еще Степан живой был.
Читать дальше